Судьба офицера. Трилогия

- Хорошо. Можете быть свободны.

В голове колонны появился политрук Дорош - человек лет пятидесяти, крепкого телосложения, с большими руками и большой круглой головой, на макушке которой чудом держалась пилотка.

- До перевала еще часа два пути, - сказал он Истомину. - Может, сделаем небольшой перекур?

- Нет, никаких остановок. Только вперед до самой высшей точки. Там ночлег. - Истомин говорил резко, не допуская возражений, но, посмотрев внимательно на своего замполита, спросил: - Вы раньше бывали в горах?

- Нет, не приходилось. Я городской человек.

- Тогда все понятно. Лейтенант, передайте команду: подтянуться, энергичнее шаг. - И снова к Дорошу: - Как появился у нас мальчик?

- Ну, он не мальчик, а юноша шестнадцати лет. Очень просился к нам, - политрук посмотрел на Оленича, - в пулеметчики.

День быстро угасал. Капитан Истомин подал команду: привал на ночлег. Не успели люди поужинать сухим пайком и поудобнее устроиться на отдых, как начало темнеть, а через несколько минут вокруг стало темно - ближние скалы и горы заслонили последний отсвет догорающей зари. Оленич издали услышал, как политрук проговорил, обращаясь к Истомину:

- Теперь я понял, почему ты спросил у меня, бывал ли я в горах. Здесь неожиданно быстро темнеет. В такой тьме можно и людей растерять.

Вскоре лагерь затих. Становилось прохладно, солдаты прижимались друг к другу. В кустах и редких деревьях шумел ветер - задувало со стороны Эльбруса. «Наверно, от его снегов холодный ветер», - подумал Оленич, простелив плащ-палатку и кутаясь в шинель.

Сознание рассеивалось, мысли путались, наконец Оленич забылся. Проснулся он от вкрадчивого голоса Еремеева:

- Товарищ лейтенант… Товарищ лейтенант! Уже время, сейчас подъем.

Оленич раскрыл глаза и увидел еле светлеющее небо, точно где-то внизу, в ущелье, разливался жидкий свет и подсвечивал высь. Но вверху еще поблескивали звезды. Он сел и осмотрелся: стлался туман, и гор совсем не было видно, а ближние скалы и вершины деревьев плавали на поверхности туманной пелены.

Но вот в сереющей полутьме раздалась команда:

- Строиться по подразделениям! Старшинам провести утреннюю поверку. О наличии состава доложить.

Из- за вершин выскользнуло солнце.

И снова глубокие ущелья и крутые подъемы, петляющие тропы через колючий кустарник, по острому камню. Опять жара донимает людей, а разреженный воздух вызывает головокружение. Но люди шли вперед: вниз - вверх, вниз - вверх. А от головы колонны передавалась команда: «Шире шаг!» Наконец Оленич заметил, что тропа устремилась вниз.

Вокруг, сколько глаз видел, развертывалась панорама гор, уходящих в бесконечную даль, белые снеговые вершины сливались с белыми кучевыми облаками и смыкались в бездонной голубизне. Был такой покой и такая тишина, словно целые столетия их не нарушал ни единый звук. И пустынность. Казалось, что здесь еще не ступала нога человека.

Подошел Истомин:

- Лейтенант, разъясните этому кабардинцу, что дальше мы пойдем сами, без проводников. Поблагодарите.

Но Шора Хакупов сам, без зова, появился перед офицерами. Наверное, действительно время было ему возвращаться назад, потому что он, почтительно сняв лохматую овечью шапку и сверкнув стриженой посеребренной сединой, проговорил, остро посматривая небольшими глазами на Истомина:

- Командир, не надо с горы быстро. Ровным шагом спускаться с гор. Там глубокое ущелье, там Баксан. Вода, прохлада.

Оленич приложил ладонь к груди:

- Уважаемый Шора Талибович, наш командир сердечно благодарит вас за помощь. Вы помогли нам преодолеть самую трудную часть пути.

Спокойно выслушал старик слова благодарности, потом вдруг стал озираться, ища кого-то глазами. Оленич понял, что ищет он сына, и крикнул:

- Алимхан!

Молодой Хакупов, словно ждал этого оклика, сразу же предстал перед офицерами:

- Товарищ капитан, разрешите попрощаться с отцом?

- Недолго, одну минуту.

Старый Шора легонько обнял за плечи сына, потом приложился лбом к голове сына и что-то проговорил по-кабардински. Но, видимо, поняв, что нехорошо говорить непонятно в присутствии офицеров, начал свой разговор пересыпать русскими словами, и в общем было более или менее понятно:

- Командир будет вести по карте. Но ты - зоркий, ты знаешь горы: будь помощником командиру. Я не пойду с вами, но я все время буду среди вас. Где горы - там я, потому что я - часть этих седых вершин.

Алимхан молча и учтиво слушал отца.

- Сыны… Вы - Бадыноко… Должны хорошо стрелять. Сын, злого Пако не бойся, он злой к трусам, героев он сам боится.

- Нет Пако, отец, - проговорил Алимхан. - Есть враг, фашисты.

- Их посылает Пако. Не отдавайте Ошхамахо!

Оленич спросил Хакупова-младшего:

- Что такое «Ошхамахо»?

- Эльбрус… По-русски - Гора счастья.

Пока молодой джигит, волнуясь и заикаясь, объяснял командиру сказанное старым кабардинцем, отец согласно кивал обнаженной головой и звонко прицокивал языком. Но наступил миг прощания. Оленич обратился к старику, пожимая ему руку:

- Наши бойцы умеют хорошо воевать. Будем бить врага.

Старик пошел в обратный путь, и Алимхан долго и опечаленно смотрел ему вслед, пока отец не скрылся за скалами.