Судьба офицера. Книга 3 - Освященный храм

Но вот подошла колхозная легковая машина, на которой ездил Магаров. Из нее вышел сперва Добрыня, он отворил заднюю дверцу и помог, взяв за руку, выйти женщине. Издали она показалась маленькой и старенькой, немного неуклюжей, но в хорошем плаще и шляпке и с большой сумкой через плечо. Вот она повернулась лицом к воротам, и Андрей узнал ее. Он узнал ее голубовато-серые глаза, он узнал ее острый подбородочек и ту падающую на лоб прядку волос, что всегда выглядывала из-под кубанки и придавала ее лицу смелость и лихость. Но боже, как она неузнаваемо изменилась! Нет, в душе Андрея не вспыхнул огонь, но что-то теплое, трогающее душу, шевельнулось, и он вспомнил, как она скакала на коне рядом с ним, возвращаясь из госпиталя от командира эскадрона Воронина, вспомнил, как она натрудила ногу во время перехода из Нальчика в Тырныауз и какой она показалась ему тогда легонькой, когда он сажал ее на осла! И вспомнил ее юное, почти детское личико, залитое лунным сиянием той последней ночью перед решающим боем капитана Истомина. И вспомнил самого Истомина, тяжело раненного, лежащего на песке под боярышником, и его отчаянную шутку, обращенную к самому себе: «Ни вздоха, о друг мой Истомин!» Он вспомнил ее последние слова: «Прощай, Андрюша! Мне бы рядом с тобою умереть…»

И он шагнул к ней:

— Здравствуй, Женя!

Она некоторое время не двигалась с места, вглядываясь в него, и, наверное, тоже переполненная воспоминаниями, иначе почему ее глаза вдруг стали влажными?

— Здравствуй, Андрюша!

Они обнялись. Обнимая, Андрей подвел Евгению Павловну к Люде:

— Знакомься, моя жена, Людмила.

Никто не заметил, как вздрогнула Женя. В это мгновение она поняла: сама виновата, что потеряла Андрея, сама отступилась от своей первой любви. И ей не надо никого, кроме себя, ни обвинять, ни прощать. А это, как всегда говорил отец, для военного человека самая прямая дорога к правде и честности: бери вину на себя, бери все на себя и только победу разделяй. И Женя подошла к Люде и протянула руку:

— Здравствуй, счастливая женщина!

Николай Кубанов, приехавший тоже, внимательно наблюдал за всем происходящим. И так получилось, что он не сразу оказался рядом с Андреем, а когда пожал, наконец, руку, не удержался от комплимента по поводу прекрасного вида ж шоколадного загара друга.

Вдруг внимание всех привлек доносившийся откуда-то странный шум и какой-то высокий женский голос — то ли крик отчаянья, то ли зов о помощи. Не успел Оленич выйти за ворота, как увидел толпу людей, а впереди высокую, с воздетыми руками, всю в черном, Пронову. Она шла и кричала:

— Люди! Люди мои дорогие! Поверьте мне, я не знала, что он живой! Не знала, что он палач! Что полил людской кровью землю! Люди, не знала я!..

Следом за ней шли инвалиды, и в том числе Латов, шли колхозники, бежали детишки. Оленич, схватив костыли, которые принесла ему Люда, побежал навстречу Проновой.

— Евдокия Сергеевна! — громко сказал Оленич. — Опомнитесь! Люди знают! Мы все знаем о Крыже и об Иване.

На мгновение она умолкла, глядя на него почти невидящими глазами, но все же поняла, кто перед нею, потом выдохнула, долгий и судорожный стон — может быть, это был стон успокоения, а может, облегчения. Но тут же, испуганно протянув руку с длинными пальцами в направлении околицы села, где за выгоном и лугом начинались острова, проговорила громко и внятно:

— Ты — красный командир. Иди возьми его и задуши, проклятого! Он там прячется. Я видела его! Не-ет, мне не померещилось! Я ходила проведать своего Ивана и увидела… И хоть лицо у него изуродовано, точно собаки его рвали, я узнала, это он! Иди и убей его! И мы все пойдем… Но ты скажи людям, что я не виновата! Тебе поверят. Никому не поверят, а тебе — поверят.

Все, кто был во дворе Чибисов, присоединились к толпе. А впереди двигалась машина с пограничниками…

У последней тропы перед болотами навстречу машине вышел солдат с автоматом. Он подошел к Отарову и доложил что-то, показывая кивком в сторону островов. Майор сошел с машины, повыпрыгивали и солдаты. Через одну-две минуты Отаров сказал, обернувшись к людям:

— Прошу вас остаться здесь. Возможно, предатель вооружен.

Но следом за солдатами все же пошли несколько человек — Оленич, Кубанов, Латов, Пронова, прижавшая к груди костлявые кулаки. Вдруг Оленич обернулся и позвал Евгению Павловну:

— Женя, пойдем: этот предатель — убийца твоего отца.