В спальне было темно, захотелось солнечного света. Клим подошел к окну и замер — на атласной ткани штор были отчетливо видны следы от когтей… Все, самое время вызывать психбригаду…
Убедить себя, что сон — это ерунда, а затяжкам на шторах наверняка найдется разумное объяснение, ему удалось только ближе к обеду, но на душе все равно было муторно, и Клим решился. Все равно работник из него сейчас никакой. Лучше потратить время с пользой, навестить Диану. «И Зинон», — шепнул внутренний голос.
На сей раз он подготовился основательнее, одними цветами не ограничился, накупил фруктов и шоколада, приобрел кипу глянцевых журналов и плюшевого кота. Кота он выбирал с особенной тщательностью. Может, девочкам в самом деле нравятся такие вот финтифлюшки.
Диане кот понравился. До такой степени, что она снова расплакалась. А рядом, как назло, не было Виталика, обладающего чудесным даром утешения. Пришлось утешать ее самому.
У него получилось. Минуте этак на пятнадцатой рыдания перешли в жалобные всхлипывания, появилась робкая надежда, что скоро слезы высохнут окончательно. И тут Клим допустил страшный промах — сказал Диане, что оплатит ее пластические операции, и рыдания возобновились. Эх, лучше бы он сказал ей про операцию сразу, как только вручил кота. Отревелась бы одним махом, не пришлось бы теперь тратить время и нервы.
— Клим… — Девочка поймала его руку, прижала к своей мокрой щеке. — Спасибо вам огромное. Вы даже не представляете, что вы для меня сделали!
Да все он прекрасно представлял. Он дал девочке надежду, только и всего. Ему мелочь, а ей — счастье.
— Ну все, Диана, успокойся, — сказал он мягко, ну точно заботливый дядюшка. — Ты пока давай поправляйся, а с операцией мы разберемся. Хочешь у нас или за границей?
— Я не знаю. — Девочка вся аж светилась от счастья. — Лучше, наверное, там, где дешевле.
— Лучше там, где лучше, — строго сказал он. — Я выясню, где лучше, обещаю. А теперь мне пора.
Он вышел из палаты почти бегом: испугался, что Диана снова начнет его благодарить, испугался собственной сентиментальности…
В палате Зинон никого не было, кроме нее самой, или ее тела, или оболочки — он не знал, как думать. Клим подошел к кровати, погладил руки-птицы, сказал шепотом:
— Привет.
Аппарат гудел, Зинон молчала.
— Что же ты мне хотела сказать? — спросил он. — На кого я должен смотреть? На Алису?
Это было странно — все равно что разговаривать с самим собой, но Клим чувствовал правильность происходящего, и некое смутное, горько-полынное чувство, терзавшее в последнее время его душу, отступало.
— Мне нужно тебе кое-что рассказать. — Он вздохнул, собираясь с духом. — Это как исповедь. Исповедуешь меня, Зинон?
Она не ответила, но он все равно понял, что она согласна.
— Я ведь виноват перед ней. Я был молодой и глупый, любил играть с судьбой в лотерею. Мне всегда нравилась цифра пять. Было в ней что-то магическое, если хочешь, даже кармическое. Это я сейчас понимаю, что нельзя так, а тогда я был дураком. Уже не помню, кто затеял тот спор. Неважно… Я сказал, что проведу ночь с пятой по счету встречной, надеялся, что судьба окажется ко мне благосклонна… А она подкинула мне Алису. — Клим усмехнулся. — Ты бы ее видела — неуклюжая, растрепанная, в дурацких очках и нелепой плиссированной юбке. Я решил, что судьба издевается, я даже обиделся. А потом оказалось, что она — особенная, просто нужно снять с нее все лишнее: очки, нелепую одежду… Просто нужно заглянуть ей в глаза. У нее необычные глаза, правда? Я хотел рассказать ей о ее необычности утром, а она не стала ждать до утра и ушла. А потом вернулась и стала меня шантажировать. Знаешь, я воспринял это как предательство. Моя судьба не должна была вести себя как продажная девка…
Аппарат зашумел чуть громче или Панкратову только показалось?..
— Вот так. — Клим задумчиво посмотрел на плясавших на мониторе солнечных зайчиков. — А сейчас я все время думаю: что, если тогда, десять лет назад, мы оба были не правы и она в самом деле моя судьба?
Вот Клим высказался, и его отпустило. Ощущение было такое, словно он только что вышел из тюрьмы после десятилетней отсидки. А ведь и требовалась самая малость! Просто быть до конца честным с самим собой.
— Спасибо тебе, Зинон. — Он погладил женщину по посеребренным сединой волосам. — И вот еще что, ты совсем не похожа на летучую мышь, ты гораздо…
Договорить он не успел, за спиной хлопнула дверь. Алиса с искаженным яростью лицом застыла на пороге. В руке она держала букет лилий. Клим некстати подумал, что лилии — это цветы для мертвых, а Зинон еще жива.
— Что ты тут делаешь?! — госпожа Волкова впилась в него мутным от гнева взглядом.
— Я пришел к Зинон, поговорить.
— Не смей! — Алиса сорвалась на крик. — Не смей к ней даже приближаться! Я запрещаю! Где медсестра?! Почему в этой чертовой палате нет медсестры?!
Он хотел сказать, что Зинон не имеет ничего против его визитов, что она сама приходит к нему в гости уже три ночи подряд, но как в таком признаться? Даже Алисе. Особенно — Алисе…
Она плотно притворила за собой дверь, сказала спокойнее: