Судьба. На острие меча

— Ты не веришь, но кое-кто хотел купить свою жизнь в обмен на тайну, — лицо негодяя скривило гримасой боли.

— Как ты?

— Как я…

— Почему же ты не попытался воспользоваться своим знанием?

— Я не посмел… я… — кровь, рвущаяся из горла, не дала ему договорить. Новые попытки успехом не увенчались — он захлебывался кровью.

"Ты струсил", — подумала я, но говорить не стала, ни к чему плевать на умирающего, а вместо этого высоко подняла свой меч — обещание надо держать. Острие ухнуло вниз, но на полпути я изменила траекторию удара, и клинок просвистел мимо. Милосердие не состоялось — Щербатый уже умер.

Очистив оружие от крови, я поспешила дальше. Эмоции переполняли меня. Корунд, легендарный Корунд — камень способный в одночасье сделать всех людей счастливыми. Мечта многих поколений. Камень, о существовании которого знали, но никак не могли найти на протяжении столетий. Поговаривали, что с нахождением Корунда настанет эра добра и справедливости… Неужели то, что сказал Щербатый — правда?

В королевский дворец меня впустили беспрепятственно. Ещё бы! Сегодня была смена моей сотни, и на входных воротах стояли две моих воспитанницы. По их лицам было видно, что им о многом хочется спросить своего командира, но военная дисциплина не позволяла удовлетворить своё любопытство. Я только кивнула и, не останавливаясь, прошла мимо них. Воительницы королевы ни на мгновение не должны отвлекаться от вверенного им дела.

Я решительно поднималась вверх по винтовой лестнице, идя прямиком в покои её величества, и мне не было дела ни до распустившихся бутонов так меня умилявшего прежде большого ваграбского розолина, ни до созревшего и потому дивно пахнувшего плода лесландского шишповника, ни до зеленых лиан вьющегося по перилам закидонского плюща. Я хотела видеть королеву. Я должна молить её о снисхождении и всё, и ничего больше. Остальное оставалось за гранью моего восприятия. Я пришла в себя вместе с раздавшимся звоном скрестившихся прямо передо мной алебард.

— Что? — я не сразу поняла, что произошло. Меня не пускали мои же девочки, мои воспитанницы, мои солдаты… — Что случилось?

— Приказ королевы: никого не пускать ранее полудня.

— С каких пор на начальницу её стражи распространяются подобные приказы? — мне не надо было придавать суровости своему голосу, я и впрямь начинала злиться.

— Извини, командир, — младшая воительница по имени Надалаила виновато захлопала ресницами, — вот уже почти две недели как на Ваше место назначена воительница Адамита.

— Адамита? — я терпеть не могла эту воительницу из соседней сотни. Вздорная, своевольная и жестокая. Н-да, не сладко сейчас приходиться моим девочкам. — Это правда? — мои подчиненные (мои бывшие подчинённые, надо называть вещи своими именами) понуро опустили головы. Если меня сейчас пропустят, их ждёт суровая расправа. Что ж, время у меня есть, могу и подождать… — Когда Её величество сможет меня принять?

— Я думаю, не ранее окончания завтрака, — виновато просипела Надалаила. Вторая воительница, понуро опустив голову, помалкивала. Да, распустились… Стоило бы только захотеть прорваться к королеве, и мне бы не составило это никакого труда.

— Хорошо, несите службу и доложите королевскому штабс-секретарю о моей настоятельной просьбе включить меня в список на приём к Её величеству.

— Есть, командир, так точно, командир, — одновременно воскликнули обе девушки. Выглядели они обрадованными. "Рано радуетесь, скорее королева назначит меня тысячницкой, чем отменит своё решение и вернёт мне под команду сотню. Да, Ваше величество, не ждали Вы моего возвращения, не ждали…"

— Спасибо, девочки, — искренне поблагодарила я и, развернувшись, поспешила к потайному ходу, чьи извилистые коридоры вели в сердце королевской темницы. Не только Камерлинские короли любят посмотреть на человеческие страдания. Я ни разу не входила в тюрьму через этот вход, я только лишь сопровождала королеву по подземелью до входной двери и здесь же дожидалась её возращения. Теперь же предстояло войти туда самой.

В подземелье было темно и сыро, но разбегающиеся во все стороны крысы говорили о кипении жизни. Я спустилась вниз ровно на сто сорок ступенек, прошла по коридору ровно десять шагов и, нашарив на стене небольшой круглый выступ, резко нажала. Тут же в глубине каменной кладки заскрипел старый механизм, шестерёнки пришли в движение, и стена стала медленно отодвигаться в сторону. Тюрьма распахивала мне свои объятья.

Рустанские тюрьмы, не побоюсь этого слова, комфортнее камерлинских и уютнее — факелы по стенам, даже рисунки. Загляденье! Глядя на окружающее, мне стало за себя немножечко обидно. Вспоминать осклизлые стены Ламкрюнцина было противно даже сейчас.

— Простите, госпожа, — ко мне настороженно приближалось трое охранников, — вход в поземные казематы строго ограничен, — говоривший замолчал, но почти сразу же удивлённо воскликнул, — Авель?! — я в свою очередь узнала среди идущих долговязую фигуру начальника тюрьмы.

— Привет, Дестактион, — шагнув вперёд, я протянула ему свою испачканную подземной плесенью руку. Его ладонь была теплой и слегка шершавой.