К его радости, ему ответил хрипловатый голос. Он снова закричал и помахал фонарем. Из бархатистой темноты трубы на полосу света, создаваемую фонарем, вышел, пошатываясь, человек. Это был типичный, плотного телосложения рабочий в своей лучшей одежде.
– Ну вот, наконец-то вы нас нашли, – угрюмо сказал он.
Казалось, он был лишен всяких эмоций. В его глазах не было ни благодарности, ни восторга. Ужасы мрачных часов притупили его чувства.
– Все очень плохо? – спросил Росситер.
– Многие были убиты, – сказал человек все тем же деревянным голосом. – Но остальные сидят в вагонах и ждут конца. Свет в вагонах немного помог нам, но после первого часа он погас. Тогда один или двое из нас пошли вверх по ветке, пока она не стала подниматься и скручиваться, как будто собиралась подняться в небо, и по этому мы догадались, что произошел какой-то большой взрыв. Тогда мы попытались пройти по другому пути, и там все было завалено деревом, и тогда мы все поняли. Там было электричество, и… в общем, это было не очень красивое зрелище, так что мы вернулись к поездам. Когда свет погас, мы некоторое время сходили с ума, и…
Губы говорящего задрожали и затряслись, и он разразился потоком слез. Росситер ободряюще похлопал его по спине. Вероятно, эти слезы помогли избежать полного безумия. Впереди замаячил свет фонарей, и из поездов начали выходить полумертвые люди. Среди них были и дети, которые испуганно забились по углам и не желали смотреть в лицо гибели, которая, как они были уверены, ждала их впереди. Все они были бледными и трясущимися, с дрожащими губами и глазами, которые странно подергивались. Одному Небу известно, какой вечностью казались эти часы темноты.
Наконец все они вышли на свет и их осторожно вывели к благословенному свету. К этому времени на месте уже были врачи с необходимой пищей и стимуляторами. Женщины по большей части сидели и плакали, тихо обнимая своих детей и прижимая их к груди. Некоторые из мужчин плакали так же безутешно, но несколько мужчин разразились бурными рыданиями. Мрачный ужас этого события на время свел их с ума. Но была и еще более мрачная сторона – среди искателей развлечений погибших было больше половины.
Но то тут, то там находился человек, который сохранил голову на протяжении всего кризиса. Весело выглядевший моряк рассказал о приключении наиболее полно.
– Не то чтобы мне было что сказать, – заметил он. – Первые десять минут или около того мы ехали как обычно, поезд шел ровно, света было много. Потом мы внезапно остановились, и нас разбросало по вагону. Казалось, мы попали в самую сильную бурю, которую я когда-либо встречал. Было слышно, как ветер с ревом проносится мимо вагонов, а потом он прекратился так же быстро, как и начался.
– Звон разбитого стекла был похож на выстрелы из ружья. Первое, что я увидел, когда вышел, – мертвое тело машиниста и рядом кочегара. То же самое было и с поездом впереди. После этого я попытался найти выход, но не смог. Со мной был человек, который наступил на некоторые из этих кабелей, как вы их называете, и в следующее мгновение человека уже не было, но я не хочу об этом вспоминать.
*****
– Это означает месяцы за месяцами, – печально сказал Фергюссон.
– Не месяцы, а годы, – ответил Росситер. – И все же я осмелюсь сказать, что в долгосрочной перспективе мы выиграем от этого бедствия, как выигрывают великие общины. Что касается подсчета ущерба, то мое воображение доходит примерно до пятидесяти миллионов, а потом останавливается. И если бы кто-нибудь предположил это вчера утром, я бы рассмеялся.
– Это выглядело бы невозможным.
– Абсолютно невозможным. И все же теперь, когда это произошло, как легко и естественно все выглядит! Давайте, приступим к работе и постараемся об этом забыть.
Река смерти
I
Небо на востоке раскалилось добела, и от камня, дерева и железа исходила удушающая жара – душная, зловонная жара, которая отвращала даже от упоминания о еде. Пять миллионов человек, которые населяют Лондон, даже в самый разгар сезона отпусков задыхались, пыхтели и молились о дожде, который все никак не приходил. В течение первых трех недель августа солнце палило так, что все здания превратились в паровые бани без малейшего намека на ветерок, чтобы умерить его свирепость. Даже дешевая пресса перестала вести статистику солнечных ударов. Казалось, от жары журналисты и их лучшие высказывания совсем увяли.
Засуха продолжалась более или менее с апреля. Из провинций приходили рассказы о застоявшихся реках и стремительных вспышках заболеваний тифом. Лондонские водопроводные компании уже давно ограничили подачу воды. Тем не менее, не было и намека на тревогу, ничто пока не напоминало водный дефицит. Жара была почти невыносимой, но, как говорили люди, волна должна скоро спасть, и мегаполис снова задышит.