Судьба короля Эдуарда

Уже полвека в Англии терпимо относятся к тому, что деньги могут быть заработаны, а не получены по наследству, как то требовалось раньше. В прошлые времена в общество не допускались люди, получавшие жалованье; исключение составляли те, кто служили в армии и на флоте, священнослужители и высокопоставленные чиновники. Оправданием человека, зарабатывающего деньги своим умом или талантом, могла быть и слава. Сегодня большие доходы, без которых вход в общество закрыт англичанину, если пропуском ему не служит знатное имя, позволено получать от собственного завода или частной медицинской практики.

Быть умным человеком не запрещается, но при этом надлежит соблюдать определенные рамки, предписывающие читать и, конечно же, писать лишь те книги, которые приемлемы для общества. Оно отвергло бы Шоу и Уэллса, двух едва ли не самых знаменитых английских авторов, если бы они сами не исключили себя из него.

Зато занятия спортом — одно из условий допуска в этот незримый круг; другое условие — элегантность, но не только и не столько элегантность женщины, как в других культурных традициях, а главным образом элегантность мужчины. Не случайно Лондон, город мужчин, умеет одевать их лучше всего остального мира, тогда как его брат Париж диктует миру женскую моду. Во всяком случае, величайший изобретатель или величайший музыкант, если он хочет быть принятым в обществе, должен быть одет комильфо, то есть на английский манер. Церемония чаепития сравнима только с религиозным обрядом, затмевая все другие по строгости соблюдения правил; я наблюдал, как самых умных людей Англии во время беседы перебивали четыре раза подряд, задавая важные и неотложные вопросы, связанные с количеством молока и сахара в их чашках. Знаменитый физик поставил себя почти в безвыходное положение, засунув угол столовой салфетки между двумя пуговицами жилета.

С тех пор как феодальная аристократия в значительной степени потеряла свои земли, с ней соперничают нувориши, коим пожаловали дворянство за то, что они создали какое-нибудь крупное филантропическое учреждение; они в кюлотах и шелковых чулках являются ко двору, доводя до абсурда само понятие наследственной аристократии: ведь молодые герцоги менее элегантны, чем их предки, а молодые промышленники элегантны в большей степени, чем их отцы. Негласное соглашение, предварительно заключаемое королем с каким-нибудь богачом перед возведением его в дворянство, внушало столь мало доверия одному из богатейших производителей виски, что чек, приносимый им в дар государству, он подписал своим будущим титулом «сэр»; таким образом, этого хитрого шотландца уже не могли оставить в дураках.

Как и всех новообращенных, неофитов общества раздражает любое посягательство на условности. В их мемуарах мы находим целые страницы, посвященные важным светским событиям. Например, тому, как королева Александра или королева Мария приветствовали толпу из королевской кареты, или рассказу о принце Уэльском, который в очень жаркий день впервые появился на официальном ланче в светлом фраке, и спустя век его вольность свергла господство визитки в сочетании с цилиндром.

Внешние условности переживают все превратности судьбы и гарантируют каждому безопасность, которую не в состоянии ослабить ни адюльтер, ни супружеская неверность, если, конечно, они остаются в тайне.

За всей этой чередой правил, на первый взгляд кажущихся игрой, стоят глубокие и очень важные причины. Если примерно две десятых этого общества нарушают спокойствие своей сельской или семейной жизни единственно ради того, чтобы показаться там, где надлежит быть увиденным, то основная его часть поддерживает правила игры, чтобы властвовать. При выборе между двумя кандидатами, равными во всех отношениях, министром предпочтут назначить того, кто является племянником герцога, кто учился в Оксфорде, кто состоит в очень закрытом клубе, кто безупречно одевается, и совсем хорошо, если он в молодости написал книгу о каком-нибудь периоде греческой цивилизации или об английской литературе.

Тем не менее министры и премьер-министры, связанные с парламентом, попадали в правительство только в силу своих личных заслуг, это так, однако почти во всех министерствах высокие посты постоянно находились в руках нескольких старинных фамилий. Эти люди, которых знают и называют по именам лишь в очень закрытых кругах, переживают все вотумы недоверия, что свергают их шефов; они передают сыновьям, племянникам или друзьям надежные посты, о которых никогда не пишут газеты, а депутаты говорят крайне редко. Не будучи сами богатыми, они состоят в родстве или иным способом связаны с хозяевами больших банков и крупных промышленных предприятий, и у них есть возможность, оставаясь за кулисами, направлять и даже свергать своих политических предводителей, которые зачастую ничего не знают о своем новом правительстве.