Судьба. Книга 3

— Что же, по-твоему, я их, дураков, убивать должен был, что ли? — возмутился Берды. — Нарочно целился так, чтобы только ранить, а не убить!

Сульгун-хан промолчала. Берды почудилось, что она улыбается, но это, вероятно, ему только почудилось.

— Девушка жива? — спросила Сульгун-хан. — Забрал ты её у Бекмурад-бая?

— Не смог забрать! — с горечью ответил Берды.

— До сих пор у них?

— Говорят, что нету. Сбежала, говорят. Кто знает, может и в самом деле так, а может и убили втихомолку.

— Убили, сволочи, — ровным голосом сказала Сульгун-хан. — Предлагала тебе помощь прошлый раз — отказался.

— Да ведь знаешь, как говорится: «Знал бы, что конь падёт, сменил бы его на мешок соли». Думали мы одно, а получилось по-другому. Тут ещё война началась, совсем всё перепуталось.

— Бекмурад-бай свой отряд собирает, слыхал? Один гулять будешь — быстро на железный вертел попадёшь.

— Кому воробьи страшны, тот проса не сеет.

— Ну смотри. Бекмурад-бай противник серьёзный… Тут мне сворачивать надо, в гостях я. Может, поедешь со мной? Чаю попьёшь, отдохнёшь немного…

— Я бы с радостью, да и так задержался, а дорога не близкая.

— Как знаешь. Счастливо тебе.

— И тебе тоже, Сульгун-хан! Помощь твою не забуду — спасибо!

И снова разошлись вторично скрестившиеся дороги Берды и Сульгун-хан.

* * *

До своего аула Черкез-ишан добрался без дальнейших происшествий. Мысли его, на какое-то время отвлечённые встречей с Берды и стычкой с джигитами Бекмурад-бая, снова вернулись к Узук, к проблеме получения свидетельства о её разводе. Он очень хотел быть честным перед Узук, он ухватился бы за любую возможность, чтобы выполнить своё обещание, но, сколько ни думал, ничего путного в голову не приходило.

В конце концов, отчаявшись что-либо придумать, он дал себе твёрдое слово при первом же удобном случае сделать всё, как надо, и написал свидетельство о разводе сам, скрепив его печатью ишана Сеидахмеда. Вернувшись в свою комнату, он ещё раз перечитал свидетельство, аккуратно сложил его и сунул в карман. Голос совести назойливо нашёптывал о непорядочности сделанного, однако Черкез-ишан успокаивал себя, что этот обман — явление временное, вынужденное.

Младшая жена принесла чай. Она по-своему любила мужа, несмотря на его беспутность и равнодушие к ней, и участливо спросила, что он такой невесёлый. Черкез-ишан бесцеремонно выставил её за дверь. В другое время он, вероятно, обошёлся бы с нею поласковее, но сейчас все его мысли были заняты Узук. Он чувствовал себя настоящим влюблённым, когда любое, самое безобидное общение с другой женщиной, не говоря уже о чём-либо большем, представляется изменой предмету любви.

На обратном пути в город он всё время погонял жеребца, не зная, что его ожидает серьёзная неприятность. Она таилась в его собственном дворе и бросилась под ноги коня визжащим, шипящим и рычащим клубком, который, наткнувшись на неожиданное препятствие, распался на взъерошенного кота, мгновенно взлетевшего на дувал, и не менее взъерошенную собаку. Испуганный жеребец всхрапнул, шарахнулся в сторону, треща оглоблями, двуколка перевернулась. Вылетев из неё, Черкез-ишан упал на неловко подвёрнутую ногу.

Узук, стоявшая у окна и думавшая о своей незадачливой судьбе, стала невольной свидетельницей случившегося. Сначала она улыбнулась, видя беспомощные попытки Черкез-ишана подняться. Сообразив, что он сильно расшибся, бросилась во двор.

С её помощью, морщась от острой боли при каждом шаге и изо всех сил стараясь не застонать, Черкез-ишан добрался до дивана. По его просьбе Узук согрела воды, — он считал, что в ноге произошло растяжение связок, и припарки помогут снять боль. Глядя на припадающую походку Узук, он пошутил:

— Вот видите, аллах даже здесь даёт нам с вами испытать одно и то же — и у вас нога поранена и у меня. Это — определённо знак свыше, указывающий на нашу родственность!

Узук было совсем не весело, но из вежливости она улыбнулась.

Слабые зубы ищут еду помягче

Была тихая, напоенная бодрящей прохладой, июльская ночь. На полевом стане чабана Сары вокруг небольшого костра сидели Дурды, Аллак, Меле и Торлы. Они пили чай и перебрасывались репликами не слишком дружелюбного характера. Заводилой в споре был Торлы, тот самый Торлы, который спас в своё время из мургабской стремнины Узук, а потом мужественно вместе, с ней встретил ночных убийц. Сейчас Торлы был явно чем-то недоволен, а его товарищи с ним не соглашались.

Зарычали и с лаем умчались в темноту собаки. П^арни замерли, прислушиваясь. Послышался храп коня, голос, успокаивающий собак.

— Кто-то чужой, — сказал Дурды.

Он негромко щёлкнул затвором винтовки и пошёл в ту сторону, где бесновались собаки. Меле, Аллак и Торлы из предосторожности отошли подальше от костра, в темноту.

Тревога оказалась ложной — это Берды разыскал наконец своих друзей. Они опять уселись у костра. После взаимных объятий, похлопывания по плечам и традиционных приветствий Дурды поинтересовался новостями.