Судьба. Книга 3

— Стой, где стоишь! Если реку перейти нужно, в другом месте перейдёшь! Здесь нельзя!

— Да ведь туркмен ты, пойми! — в отчаянии, что беглянка ускользает прямо из рук, закричал Аманмурад. — Двадцать человек с ног сбились, разыскивая эту женщину! Два дня ищем! Если не пропустишь, она опять ускользнёт от нас!

— Чего это двадцать человек гоняются за одной женщиной, как за джейраном? — иронически спросил часовой, опуская винтовку. — Догонишь её — что сделаешь?

— Съем! — прорычал Аманмурад.

— Жадный ты, старик! — засмеялся джигит. — Разве она овца, чтобы есть её? Другие всю жизнь мечтают та кую пери найти, а ты какие слова говоришь Нет такое дело не пойдёт!

— Будь ты на моём месте, заживо бы её зажарил!

— Да ну! А мне кажется, что владей я такой красавицей, никуда из дому бы не вышел, не шлялся бы, как бездомная собака, возле моста и не бранился с подобными тебе нарушителями приказа.

— Слушай, братишка, пропусти! — Аманмурада корёжило, словно сырую кору ка огне: Узук уже подходила к другому концу моста. — Если уйдёт, где я её потом найду?

— Я бы пропустил тебя, старик, мне даже очень хочется пропустить тебя, — в голосе джигита звучала явная насмешка, — но служба есть служба, ничего не поделаешь. Приказано никого не пропускать.

— А её пропустил? Её приказ не касается?!

— Она, старик, женщина слабая, больная, бежит ради спасения своей жизни. За неё мне ничего не будет, а вот если тебя пропущу, могут расстрелять. Посуди сам, интересно ли мне лишаться своей молодой жизни из-за такого жадного старика, как ты?

— Значит, не пропустишь?! — скрипнул зубами Аманмурад.

— И не подумаю! — усмехнулся джигит и тут же упал от сильного удара в грудь.

Широкими прыжками Аманмурад помчался по мосту, размахивая выхваченным ножом. Он не видел ничего, кроме единственной цели.

Взбешённый джигит вскочил на ноги.

— Стой! — закричал он. — Стой, сын собаки!

Трижды, один за другим, прогремели выстрелы, но руки у джигита тряслись от злости, и он промахнулся. Часовой, стоявший с другой стороны моста, закричал, спрашивая, в чём дело. Джигит потряс винтовкой.

— Стреляй его, Нурмамед!.. Стреляй без промаха! Это — лазутчик!..

Тот, кого назвали Нурмамедом, выстрелил почти в упор. Аманмурад рухнул тяжёлой глыбой прямо ему под ноги, булькнул в волнах Мургаба нож. Нурмамед пошевелил убитого носком чокая, повернул его лицо, к свету, недоуменно пожал плечами и, уловив слабый стон, крикнул своему напарнику;

— Живой ещё!..

— Сбрось в реку! — донеслось с другой стороны маета.

Нурмамед посмотрел в ту сторону, осуждающе качнул головой и, достав из кармана тыковку-табакерку, постучал ею по ладони, отсыпая порцию наса.

* * *

С трудом ковыляя по марийским улицам, сворачивая то направо, то налево, Узук долго не могла успокоиться. Так и слышался ей за спиной топот осатаневшего от ярости верблюда, его жадный зловонный хрип.

Наконец сердце стало биться ровнее.

Поначалу Узук старательно обходила немногочисленных ночных прохожих. Но вскоре сообразила: то, что она ищет, сама не найдёт, и, увидев на одной из улиц старика азербайджанца — ночного сторожа, неуверенно подошла к нему.

Старик удивился.

— Ай, балам, туркмэнски дженчин видим? Или мы спим и сон видим? Зачем, дочка, дом нэ сыдышь, улицам ходышь?

— Помогите мне, отец, — попросила Узук, — помогите мне Совет найти. Мне очень нужен Совет! Там есть парень по имени Берды. Помогите мне разыскать его, отец, не посчитайте за труд мою просьбу!

— Эй, балам, что просыш, какой такой Савэт! — сторож недоуменно поднял седые кустики бровей. — Два дня вчера хадыла — был Савэт. Сегодня — нету, кончился Савэт.

— Почему нету? — не поняла Узук. — Мне сказали, что Совет в городе находится!

— Разны горад есть — Чарджуй есть, Ташкет есть, Пэтэрбур есть. Гдэ Савэт искать станэш? Мы стары чалавэк, мы нэ знаим, где искать,

— Ушёл Совет? — ахнула Узук, уразумев наконец смысл сказанного стариком.

Сторож печально покивал своей высокой конусообразной шапкой.

— Ушёл, дочка, савсэм ушёл.

— А Берды тоже ушёл, вы не знаете?

— Нэ знаим. Многа туркмэнски адам Берды завут. Два знакомы, три знакомы — какой тебе нада? Адын — бежал, адын — прятался, адын — секир башка дэлал. Ямам, дочка, плоха…

Слова старика отняли у Узук последние силы. Единственная надежда, единственная цель, к которой стремилась она, где мечтала найти пристанище и защиту, уже не существует. Узук закрыла лицо руками и горько, безнадёжно заплакала.

Сторож потоптался немного, смущённо покашливая в вислые седые усы, попытался успокоить Узук:

— Нэ плачь, дочка, свой дом ведём тебя. Чай кушать будэш, спать немножко будэш. Утрам придёт — думать будэш.