Сфера образования в России последние 25 лет была областью целенаправленного разрушения и деградации. Даже если мы остановим эти процессы сейчас, мы еще очень долго будем пожинать последствия провала – гораздо дольше, чем последствия хозяйственной катастрофы.
Что сделано против нашего образования?
Во-первых, из него устранен сам принцип авторитета культуры, без которого нельзя произвести на свет сверхбиологического человека. Образование, понимаемое как услуга, – это имитационный обман. Это социальная технология, позволяющая отнять время как у учеников, так и у учителей, а родителей и государство заставить еще и платить за это. Образование – это дисциплина. В противном случае лучше просто разрешить продавать фальшивые дипломы.
Во-вторых, сам принцип того, что образование должно соответствовать какому-то внешнему стандарту (европейскому? английскому? американскому? каким школам или университетам? для всех? или для избранных?), а не шагу собственного развития самого образования и национально определенным целям, является разрушительным и заранее помещающим нашу систему в догоняющую позицию. Кроме того, мы что, должны готовить людей на выезд, туда, где принимают дипломы по «их» образцу? Так в США европейские все равно не принимают.
В-третьих, из сферы образования исключена вся деятельность по тому, что традиционно называется воспитанием, то есть по созданию моральных, нравственных и этических основ личности. То есть самой личности. Сегодня дети и молодые люди воспитываются в социальных сетях и детском обществе. Так нельзя не только получить нужного стране гражданина, но невозможно дать ученику способностей выживать, противостоять трудностям, существовать в обществе.
В-четвертых, из содержания образования последовательно исключается не что-нибудь, а знание. Делается это под разными предлогами. В целом идеология сокращения содержания оправдывает происходящее необходимостью знакомить учеников (и студентов) не с «теорией», а с «практикой», готовить их к «жизни». В Старом Свете этот подход всегда отличал школы и образовательные заведения для низших классов. В Российской империи «теорию» проходили в гимназии, а «практику» – в реальном училище. Но речь не идет о настоящей подготовке к работе, к труду. Речь идет о некоем «социальном опыте», то есть о судьбе безработного. То есть систему настраивают сразу на производство лишних людей.
Здесь не место рассуждать о реформе образования, тем более что все, что делалось для его разрушения, делалось именно как реформа. Надо выбираться из-под завала, как после землетрясения, спасать живых, хоронить мертвых. Заметим лишь, что в качестве абсолютно обязательного требования к содержанию мы можем сформулировать следующее.
Выпускник (неважно, средней школы или высшей – от этого зависит только уровень знаний) обязан
историю России в фактах, до всякой идеологии показывающих, как создавалась Россия из всех источников мировой истории, прежде всего истории европейской цивилизации – в качестве суверенного носителя последней и ее точки сборки;
русский язык – то есть русскую литературу (это одно и то же) как код доступа к русской культуре;
основы научного метода мышления и научного знания – как того, с чем действительно работает наука, без всякой научной идеологии и «картины мира»;
прикладную дисциплину по выбору.
Выбор между «гуманитарным» и «естественно-научным» профилем в среднем образовании абсурден и противоречит самой его функции.
Демография: семья как институт жизни
Хорошо, что мы хотя бы покупаем рождение детей у их матерей за так называемый материнский капитал, признавая тем самым на деле, а не на словах, что дети нам все-таки нужны. Мы живое доказательство лживости утверждений о мальтузианской неизбежности экологического геноцида. Мы развитая страна – и люди нам уже очень дороги в прямом денежном смысле этого слова. А ведь наша планетарная миссия – двигаться и дальше на Север, создавая все более автономный от природной среды сверхбиологический образ жизни. В футурологической перспективе этот путь ведет и к заселению космоса. Значит, мы должны выработать образ жизни, ее содержание, институты, ее поддерживающие, соответствующие этому процессу. Мы должны снова ответить на вопрос, является ли клеткой, ячейкой такого продвижения самой жизни (а не общества) семья. Именно семья должна хотеть детей и заботиться о них, тратиться на них, не обременяться ими, не считать их убытком.
Если мысленно продолжить линию с материнским капиталом, то получится, что в детях больше заинтересовано государство, чем семья. Если реально следовать этой линии, то получится, что государство в дальнейшем должно больше заниматься детьми, чем семья, и иметь на них больше прав, чем семья. Это ровно тот норвежский вариант, который мы сегодня подвергаем жесткой и справедливой критике. Значит, сегодняшнюю демографическую меру мы должны рассматривать как временную и антикризисную.