Судьба империи

Государство есть защита земли, ставшей предметом приложения мышления, знания, труда, культуры, деятельности и превратившейся потому в ресурс воспроизводства человека, позволяющий ему выделиться из своего природного окружения, покинуть свою животную сущность как единственно возможную, перестать быть исключительно биологическим видом. Такая земля – уже не естественный ареал обитания, а искусственно естественная сущность – территория. Территория позволяет снять биологические ограничения на рост человеческой популяции. Это и есть признание необходимости индивида, каждого человека. Человек перестает жить стаей и даже родом, то есть общностью крови, и начинает жить местом, на котором закрепился, общностью растущей популяции. Пашня после неолитической революции становится основой его жизни. Когда промышленность и торговля впоследствии дадут возможность создать идеологическую иллюзию экстерриториальности человеческой деятельности, тот факт, что не только пашня, но теперь уже и недра держат деятельность закрепленной за территорией, по-прежнему никуда не исчезает. Так же закрепляют популяцию на земле, создают территорию становящиеся все более сложными и дорогостоящими жилье и транспортные терминалы. Они держат людей при всей иллюзии мобильности.

Усложнение территории в ходе промышленной революции, вызванной появлением научного знания (эксперимента, воспроизводимой на основании знания деятельности, воспроизводимого употребления знания) лишило власти в государстве аристократию, тех, кто власть имел от земли как пашни и военного укрепления, замка. Аристократия промышленную деятельность и употребление научного знания не освоила. Возникла новая власть – наем, продажа индивидом своей рабочей силы. Эта власть перешла к буржуазии. Она же оказалась самой сильной властью – много мощнее божественно обоснованной власти государя. Так что буржуазия получила власть вообще. Однако буржуазия не взяла на себя тяготы государственного правления. Она отказалась в отличие от аристократии быть государством. Она не собиралась защищать каждого индивида в принципе, а лишь только себя. Каждый не может стать Богом (или хотя бы приблизиться), это могут позволить себе только избранные, но, конечно, не голосованием, а самой судьбой, провидением. Это уже протестантство.

Власть, происходящая из найма, не стала публично регулируемой как власть. Она замаскирована экономическим отношением (а Маркс даже доказывал, что тут и нет ничего, кроме самого этого экономического отношения). Власть вырвалась из рамок государства, из рамок права. Ибо право и есть форма защищенного существования индивида, то есть государство как таковое. Вместо права, то есть публичного обоснования действительной власти и ее нормы, были установлены правовые декорации, имитация права. Появилась возможность противопоставлять право государству. Государство, которое объявлено противоположностью праву, – это, очевидно, уже кризисное, внутренне противоречивое государство, приговоренное к исторической смерти, переставшее быть государством, государство, уничтоженное буржуазией. Буржуазия в конечном счете отказалась считать территорию своим домом и стала рассматривать ее как средство. Это позволило вести войны не за территорию, а за власть как таковую, с разрушением территории в цивилизационных и континентальных масштабах. Так войны XIX столетия сменились войнами XX века.

При этом категория собственности, всегда остававшаяся следствием и вторичным проявлением власти, владения, была объявлена самостоятельной сущностью и (не без помощи Маркса) основой общественного порядка. Однако таковой основой была и остается власть, осознанная необходимость подчинения слову, а не силе в условиях сверхбиологической популяции, далеко выходящей за пределы стаи или рода. Власть осталась, усилилась и стала невидимой, избавившись от контроля государства.