Судьба Иерусалима

— Я писатель, а не доктор. Я пишу романы. Один из персонажей моего нового романа — сын могильщика. Я хотел просто посмотреть, как это выглядит, вот и напросился в компанию к Джимми. Он просил меня не лезть в его работу, — он потрогал подбородок, где выступил небольшой синяк, и заключил, — Я увидел даже больше, чем ожидал.

Казалось, ответ Бена не удовлетворил шерифа.

— Это вы написали «Дочь Конвея»?

— Да.

— Моя жена читала отрывок в каком-то журнале. В «Космополитене», что ли. Очень смеялась. Я посмотрел, но не нашел ничего смешного в том, что девчонка сидит на игле.

— Нет, — сказал Бен, глядя в глаза Маккаслину. — Я тоже ничего смешного в этом не вижу.

— Сейчас вы пишете новый роман?

— Да.

— Хорошо, если Мори Грин вам помог, — заметил шериф. — Буду рад, если вы напишете эту часть со знанием дела.

— Я всегда исследую предмет, прежде чем описывать. Так гораздо легче.

Маккаслин покачал головой.

— Знаете, вся история звучит, как в книжках про Фу Манчу. Какой-то парень врывается, одолевает двух здоровых мужчин и уносит труп бедной женщины, умершей от неизвестной причины.

— Послушайте, Гомер… — начал Джимми.

— Не зовите меня «Гомер», — сказал Маккаслин. — Мне это не нравится. И вообще не нравится все это. Энцефалит ведь очень заразен?

— Да, конечно.

— А вы привели туда этого писателя. Зная, что она может быть заразной.

Джимми сердито пожал плечами.

— Я же не обсуждаю вашу работу, шериф. Энцефалит — это инфекция, которая медленно проникает в кровь. Я знаю, что для нас он не опасен. Не лучше ли вам попытаться найти того, кто выкрал тел миссис Глик — Фу Манчу или кто бы он ни был, — чем терять время с нами.

Маккаслин поглядел на свой солидный живот, закрыл записную книжку и сунул ее в недра кармана.

— Ладно, об этом мы еще поговорим, Джимми. Сильно сомневаюсь, что мы его найдем. Особенно если его нет.

Джимми поднял брови.

— Врете вы все, — сказал Маккаслин. — Я это знаю, мои ребята знают, и даже старый Мори знает. Не знаю, сколько вы врете — много или мало — но знаю, что могу вас уличить, потому что вы врете одинаково. Я мог бы засадить вас в кутузку, но по правилам вам полагается один телефонный звонок. А даже самый зеленый адвокатишка знает, что закон в этом случае на вашей стороне. Поэтому я ничего такого не сделаю. Я чувствую, что вы врете не потому, что совершили что-то противозаконное. Вы что-то скрываете от меня. Что? — спросил он спокойно, без государственной важности в голосе. — Дело ведь очень серьезное. В Лоте умерло уже четверо, и все четыре тела исчезли. Я хочу знать, что случилось.

— Мы расскажем вам все, что мы знаем, — твердо сказал Джимми, глядя ему прямо в глаза. — Если вы захотите слушать, мы расскажем.

Маккаслин посмотрел на него почти с жалостью.

— Вы чертовски напуганы, — сказал он. — Вы оба. Вы похожи на тех парней в Корее, которых привозили с передовой.

Бен и Джимми ничего не ответили.

— Ладно, идите. Я хочу, чтобы вы явились ко мне завтра к десяти и все рассказали. Если вас не будет, я пошлю за вами патрульную машину.

— Вам не придется это делать, — сказал Бен.

— А вы лучше писали бы свои книги, — Маккаслин печально взглянул на него и опять покачал головой.

13

Бен встал из-за стола и отнес кофейную чашку в раковину. Он посмотрел в темное окно. Кто там, за ним? Марджори Глик, нашедшая, наконец, своего сына? Майк Райерсон? Флойд Тиббитс? Карл Формэн?

Он повернулся и пошел наверх.

Остаток ночи он проспал с включенной лампой, сжав в руке крест, связанный из палочек для осмотра горла. Перед тем, как уснуть, он подумал о Сьюзен. Все ли с ней в порядке?

Глава двенадцатая. Марк

1

Когда он услышал отдаленный звук шагов, он притаился за стволом большой ели и стал ждать. Они не могут появляться днем, но это не значит, что у них не может быть помощников-людей; они могли им платить, но не только. Марк видел этого Стрэйкера, и глаза у него были, как у змеи. Казалось, он вполне способен сломать ребенку руку и улыбаться при этом.

Он сжал в кармане рукоятку отцовского пистолета. Против них пули не помогают — кроме, может быть, серебряных, — но Стрэйкеру вряд ли понравится получить между глаз из этой штуки.

Он перевел глаза вниз, на прислоненный к дереву длинный предмет, завернутый в тряпку. За их домом стояла поленница, полкорда ясеневых дров, которые они с отцом напилили в июле и августе. Генри Петри был методичным человеком, и Марк знал, что длина каждого полена — три фута. Отец знал нужную длину так же, как знал, что за осенью следует зима, и что ясень в камине горит лучше и жарче других деревьев.

Его сын, который знал про другие вещи, знал, что ясень как раз и нужен для таких людей… существ. Этим утром, когда отец с матерью отправились на прогулку, он взял одно из поленьев и обстругал его конец своим бойскаутским топориком. Грубо, но надежно.

Он увидел среди деревьев разноцветные пятна и отпрянул. Через мгновение он смог разглядеть того, кто осторожно пробирался по лесу. Это была девушка. Облегчение смешалось с легким разочарованием. Это не слуга дьявола, а всего лишь дочка Нортонов.