Судьба Иерусалима

И еще до того, как на плечо ей легла рука, она знала, что сзади нее кто-то стоит.

9

Уже почти стемнело.

Бен встал со стула и подошел к окну, выходившему во двор похоронного бюро. Было без четверти семь, и тени заметно удлинились. Трава, несмотря на осень, еще зеленела, и он подумал, что хороший могильщик будет беречь ее до самого снега. Символ вечности жизни в обители смерти. Мысль показалась ему гнетущей, и он повернулся.

— Курить хочется, — сказал он.

— Это отрава, — заметил Джимми, не оборачиваясь. Он смотрел вечернюю программу по маленькому «Сони» Мори Грина. — Я тоже когда-то курил, и до сих пор беру на ночное дежурство пачку. На всякий случай.

Бен взглянул на часы. 6.47. Календарь Грина извещал, что закат наступит в 7.02.

Джимми договорился обо всем быстро. Мори Грин, маленький человечек, открыл им дверь в белой рубашке и расстегнутой черной жилетке. Его хмурое лицо озарилось радостной улыбкой.

— Шалом, Джимми! — воскликнул он. — Рад тебя видеть! Кого это ты привел?

— Хочу представить тебе моего очень хорошего друга. Мори Грин. Бен Мейрс.

Мори сжал руку Бена своими обеими. Его глаза блестели за стеклами больших темных очков.

— И вам шалом. Друг Джимми — мой друг. Входите. Я сейчас позвоню Рэчел…

— Не надо, — сказал Джимми. — Мы пришли с просьбой. Довольно серьезной.

Грин пристально поглядел на него.

— Серьезной, — повторил он тихо. — Что для меня может быть серьезнее того, что мой сын перешел в третий класс? Ничего, Джимми.

Джимми покраснел.

— Мори, это мог сделать любой.

— Не буду спорить. Проси. Что это вы так взволнованы? Что-то случилось?

— Да нет.

Он завел их маленькую кухню и, пока они говорили, быстро состряпал кофе в облезлой кастрюльке.

— Норберт еще не приезжал за миссис Глик?

— Нет, и не звонил, — ответил Мори, ставя на стол сахар и сливки. — Бедная леди. Такое горе в семье. И она выглядит так чудесно, Джимми. Она лечилась у тебя?

— Нет, — сказал Джимми. — Но мы с Беном… хотим поглядеть на нее сегодня вечером. Посидеть с ней.

Грин застыл с кастрюлькой в руках.

— Посидеть? Ты хотел сказать «осмотреть»?

— Нет, — медленно выговорил Джимми. — Просо посидеть.

— Ты шутишь? — он поглядел на них испытующе. — Нет, вижу, что нет. Но зачем это?

— Я не могу сказать, Мори.

— О, — он налил кофе, сел напротив них и отхлебнул. — Не очень крепкий. Нормально. У нее что… какая-нибудь инфекция?

Джимми и Бен обменялись взглядами.

— Нет в общепринятом смысле слова.

— Ты хочешь, чтобы я никому не разболтал, да?

— Верно.

— А если Норберт приедет?

— С ним я договорюсь, — сказал Джимми. — Скажу, что Рердон просил проверить ее на энцефалит. Он не станет проверять.

Грин кивнул.

— Ну что, Мори?

— Ладно. Я думал, ты попросишь о чем-то большем.

— Это больше, чем ты думаешь.

— Сейчас я долью кофе и пойду домой поглядеть, какую дрянь Рэчел приготовила на ужин. Вот ключ. Запрешь, когда будешь уходить.

Джимми сунул ключ в карман.

— Обязательно. Спасибо, Мори.

— Не за что. Только одна просьба в ответ.

— Какая?

— Если она что-нибудь скажет, запишите для потомства, — он хихикнул, но снова стал серьезным, заметив выражение их лиц.

10

Без пяти семь. Бен почувствовал растущее возбуждение.

— Хватит смотреть на часы, — сказал Джимми. — Быстрее они от этого все равно не пойдут.

Бен смущенно отвел глаза.

— Я что-то сомневаюсь, что вампиры — если они существуют — выходят после календарного заката. Еще довольно светло.

Но он встал и выключил телевизор.

Тишина накрыла комнату, как одеяло. Это был рабочий кабинет Мори Грина, и тело Марджори Глик лежало на железном столе с вывинчивающимися ножками. Бену он напомнил больничную каталку.

Джимми, когда они вошли, откинул простыню и осмотрел тело. Миссис Глик была одета в темно-красное домашнее платье и тапочки. Левая голень забинтована. Бен отводил от нее глаза, но они снова и снова возвращались словно их притягивало.

— Что ты думаешь? — спросил он.

— Ближайшие три часа все решат. Но ее состояние очень напоминает Майка Райерсона — никаких признаков жизни, но удивительно здоровый вид, — он опять поднял простыню и ничего больше не говорил.

7.02.

— Где твой крест? — внезапно спросил Джимми.

— Крест? — удивился Бен. — Господи, у меня его нет!

— Ты никогда не был бойскаутом, — сказал Джимми, открывая сумку. — Зато я припас кое-что.

Он достал две палочки для осмотра горла и связал их под прямым углом бинтом.

— Благослови его, — сказал он Бену.

— Что? Я… не могу. Я не знаю, как.

— Подумай, — лицо Джимми сделалось суровым. — Ты же писатель и должен быть немного метафизиком. Скорее, ради Бога. Мне кажется, что-то должно случиться. Ты не чувствуешь?

Бен и правда почувствовал. В пурпурном закате таилось что-то невидимое, но давящее, электризующее. Во рту у него пересохло, и он облизал губы перед тем, как заговорить.

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, — потом добавил, — и Девы Марии. Благослови этот крест и… и…

Вдруг слова откуда-то всплыли в его памяти.

— Господь мой пастырь, — начал он, и слова падали в темноту комнаты, как камни в глубокое озеро. — Он пустит меня пастись на зеленых лугах. Он поведет меня к тихим водам. Он очистит мою душу.