Судьба Иерусалима

Официантка принесла им еще пива, и Бен внезапно подумал, что она похожа на рыбку, снующую среди ила и мелкого планктона.

Мэтт расплатился и продолжил:

— Страшная вещь здесь случилась. И на городе это отразилось. Конечно, истории об убийствах и обо всем прочем всегда передаются из поколения в поколение. Но здесь нечто большее. Может, тому виной география.

— Может быть, — сказал Бен. Учитель говорил о том, что смутно бродило в его сознании с того дня, как он вернулся в этот город. — Он возвышается над городом, как… как какой-то злой божок, — этот образ показался ему тривиальным, не отражающим глубины его чувств, но он вовсе не собирался открывать их незнакомцу. Ему не очень нравился этот разговор.

— Талантливо, — сказал Мэтт.

— Простите?

— То, что вы сказали. Полвека мы несли ему, как божку, все свои маленькие грехи и преступления.

— Но и добро тоже.

— В таких городках творится мало добра. В лучшем случае, вежливое равнодушие. Томас Вулф исписал на эту тему фунтов семь бумаги.

— Не думал я, что вы циник.

— Это вы говорили, что вы не циник, — отпарировал Мэтт, улыбаясь. Ансамбль отошел от стойки, сверкая пестрыми нарядами. Солист взял гитару и начал что-то наигрывать.

— Но вы так и не ответили на мой вопрос. Ваша книга будет о доме Марстенов?

— Может быть, и так.

— Желаю успеха. Извините за назойливость.

— Ничего, — сказал Бен, думая про Сьюзен. — Куда это Хорек подевался?

— Могу я попросить вас об одной услуге? Если откажетесь, я не обижусь.

— Да-да, я слушаю.

— У меня очень хороший класс, — сказал Мэтт. — По-настоящему думающие дети, и я бы хотел, чтобы они встретились с кем-то, кто живет в своем мире. Кто — как бы это сказать? — заставляет людей взглянуть на мир по-иному.

— С удовольствием, — сказал Бен, не чувствуя особого подъема. — Сколько у вас длится урок?

— Пятьдесят минут.

— Ну что ж, за это время я смогу им что-нибудь рассказать.

— Большое спасибо, — сказал Мэтт. — На следующий неделе, хорошо?

— Конечно. Назовите только день и время.

— Вторник, четвертый урок. В одиннадцать. Как раз перед ланчем, но я надеюсь, что урчание в желудках вас не смутит.

— Я заткну уши ватой.

Мэтт рассмеялся.

— Чудесно. Я встречу вас у входа.

— Договорились. Вы…

— Мистер Берк? — это была Джеки. — Хорек там не может выйти из туалета. Как вы считаете…

— А? Господи, ну, конечно. Бен, вы…

— Да-да.

Они направились к туалету. Ансамбль заиграл опять — что-то о ребятах из Мускоги, обожающих своего учителя.

В туалете воняло мочой и хлоркой. Хорек привалился к стене меж двух писсуаров, и какой-то парень в солдатской форме мочился в двух дюймах от его уха.

Рот его был открыт, и Бен невольно пожалел его, старого, взятого в плен грубой, безжалостной силой. Это сразу навело его на мысль о собственном неизбежном старении. Он жалел уже не столько Хорька, сколько себя, и жалость эта горьким комком подступила к его горлу.

— Возьмите его за руку, — попросил Мэтт, — когда этот джентльмен отойдет.

— Да-да, — Бен взглянул на парня, который явно не торопился. — Давай поскорее, приятель.

— Я что, ему мешаю? — проворчал солдат, но застегнул ширинку и вышел.

Бен взял Хорька за руку и рывком приподнял. Его колени коснулись стены, и он почувствовал, как она дрожит от громкой музыки. Хорек висел у него на руках, как мешок. Мэтт взял его за другую руку, и они вдвоем подтащили бесчувственное тело к двери.

— Вот и Хорек, — сказал кто-то. Раздался общий смех.

— Делл знает, когда ему хватит, — сказал Мэтт. — Он обычно не наливает ему больше, чем нужно.

Они вышли в фойе, а оттуда, по деревянным ступенькам — на стоянку.

— Полегче, — пропыхтел Бен. — Не уроните его.

Нога Хорька колотилась по ступенькам, как бревно.

— Мой «Ситроен»… в последнем ряду.

Воздух стал холоднее; наверное, скоро начнут падать листья. Хорек начал дышать глубже и слабо шевелил головой.

— Сможете уложить его в постель, когда приедете? — спросил Мэтт.

— Думаю, да.

— Ладно. Смотрите, дом Марстенов еще виден.

Бен посмотрел. В самом деле, над чернеющими соснами зловеще вырисовывалась высокая крыша.

Он открыл пассажирскую дверь и сказал:

— Помогите мне закинуть его.

Они втолкнули Хорька в салон и закрыли дверь.

— Значит, во вторник в одиннадцать?

— Я буду.

— Спасибо. И спасибо за Хорька, — он протянул руку, и Бен пожал ее.

Он сел за руль и поехал прочь. Как только скрылась неоновая вывеска, дорога стала пустой и темной, и Бен подумал: «Настало время привидений».

Хорек за его спиной застонал, и Бен подпрыгнул, едва не вывернув руль.

«Господи, почему я это подумал?»

Ответа не было.

7

Он открыл окно, чтобы холодный воздух быстрее протрезвил Хорька, и когда он подъехал к крыльцу пансиона, тот уже понемногу приходил в себя.

Бен вывел его и провел на кухню, фантастически подсвеченную огоньком плиты. Хорек прохрипел:

— Она милашка, но замужем, Джек… ты уже зна… ешь…

В холле белела тень. Это оказалась Ева с завитыми волосами и лицом белым от крема, сама похожая на привидение.

— Эд, — сказала она. — Эд, что с тобой? Ты опять?

Он приоткрыл глаза и слегка улыбнулся.

— Опять, опять, — прохрипел. — Разве ты не знала?

— Отведете его наверх? — спросила она Бена.