Судьба и воля

Джинни – их первенец с Джекки. Этот – спортсмен, все движения, как у кошки, природное чувство центра тяжести. Это он унаследовал от их обоих. В свои 10 лет на равных в гимнастике с тринадцатилетними, на лыжных склонах ему нет равных среди вполне взрослых ребят. А младший – Джейсон, и пока непонятно, чьи гены победили. Независимое существо с неуемной фантазией. Лет с пяти читает все подряд. Но все они дружат, чувствуют свое братство, горой друг за друга.

С тех пор, как Борис купил апартаменты на Ривьере, каждое лето их загорелые фигурки мелькают перед его окнами на пляже в нескончаемых играх на суше и на море: волейбол, футбол, водные лыжи, заплывы на короткие дистанции. Джинни побеждает во всем, кроме тенниса. Мишель пока его обыгрывает. Джейсон болеет за того, кто проигрывает, получается, в основном, за Джинни. Борис ставит этих двоих против себя и Джейсона и выигрывает, но с трудом. Джейсон больше кричит, прыгает и в расстройстве кидает ракетку оземь, чаще, чем попадает по мячу, но победу зачисляет на свой счет, очень смешной! Братья относятся к нему с нежностью, удивительной в этом возрасте. Анна с Джекки во вполне приятельских отношениях. Анна – умная, Джекки – легкая.

У Джекки нет границ, у нее все просто. Если она хочет показать Анне упражнения для спины, с которой у той проблемы, она тут же, в платье за несколько тысяч долларов, ляжет на пол и покажет комплекс, не смущаясь присутствия кого угодно. И если при этом оголятся ее ноги до трусиков, посчитает, что доставила наблюдателям удовольствие.

Жизнь выровнялась, но у евреев говорят: «Когда все в порядке, тогда все и начинается».

Около года назад ему доложили, что на склад компании стали наведываться гости. Они вели разговоры о создании профсоюзной ячейки и вступлении ее в профсоюз работников легкой промышленности и торговли. На складе в тридцать тысяч квадратных метров работало больше тысячи человек. Всерьез деятельность этих гостей никто из руководства не принимал. Заведовала складом Мелани Ричардсон, живая, как ртуть, черная толстушка. Она пару раз выказывала озабоченность настырностью профсоюзных проповедников, но никто не ожидал такого поворота событий.

Однажды секретарь сообщила, что двое господ из центрального комитета «Американской федерации труда» просят их принять. Несмотря на то, что он согласился выделить им время только через несколько часов, они терпеливо эти часы высидели и в конце концов оказались в его кабинете. Один из них – лысоватый, с бегающими глазками, представился – Эдвин Коллинз. Только он и говорил. Второй, с шеей борца, остался безымянным. Он упер в хозяина кабинета тяжелый взгляд, в котором смешались злоба, помноженная на тупость, и торжество предвкушения возможной расправы.

После елейного вступления о том, каким красивым и преуспевающим они видят бизнес мистера Залесского, последовал плач о тяжкой судьбе наемных работников, и восторженно – об отцах-основателях профсоюзного движения, деятельность которых направлена на справедливое распределение сверхдоходов таких талантливых бизнесменов, как мистер Залесский, что, по глубокому убеждению профсоюзных руководителей, приносит пользу, как работникам мистера Залесского, так и ему самому. Ведь, удовлетворяя нужды своих сотрудников в сегодняшнем мире все возрастающего потребления, он тем самым ускоряет процесс известного экономического закона «деньги – товар – деньги», и, конечно, люди, довольные оплатой труда, лучше будут относиться к исполнению своих задач.

Слушая всю эту помпезную чушь, Борис боролся между желанием немедленно вышвырнуть этих субъектов из офиса и необходимостью выяснить степень вреда, который они в состоянии нанести его делу. Поэтому он позволил говорить лысому почти целых пять минут. Потом, вежливо прервав поток его красноречия, высказал свое отношение к этой теме:

– Мои сотрудники никогда не имели претензий к оплате труда, никаких жалоб по отношению к условиям труда, и никаких проблем с руководителями компании ни разу не возникало. В тоже время, господа, я не имею никаких возражений против того, чтобы мои люди стали членами какого-нибудь профсоюза; в этом, между нами, нет никакого противоречия, и я в этой ситуации не понимаю цели вашего визита, разве что это какая-то миссионерская задача?