Судьба гусара

Мать — муттер — мальчиков умерла лет пять назад от какой-то «волчьей лихорадки», если Давыдов правильно понял ту дикую смесь немецких и русских слов, на которой изъяснялись ребята. Впрочем, Дэн особенно в чужую жизнь не лез, не имелось у него такой поганой привычки.

Братьям было тяжело вспоминать мать, Денис Васильевич это понял сразу и тотчас же перевел разговор в другое русло, спросив о соседней разрушенной мызе.

— Там пожар, что ли, был? Стены — и те лишь кое-где остались.

Парни вздрогнули и снова переглянулись все с тем же недовольством и даже со страхом.

— Да, пожар, — покивал старший. — Эту мызу люди сожгли. Давно уже.

— Сожгли? — Давыдов удивленно вскинул брови и положил ложку на стол. — Скажите на милость! Это как же так вышло-то?

— Там ведьма жила, — сверкнул глазами Аль.

— Не ведьма, а колдунья, — поправил Ганс. — Графиня Матильда. Давно она родилась… сто лет назад, и все мечтала о вечной молодости. Мечтала, но вот однажды связалась с бароном Эрдеги, известным чернокнижником. Он ей и подсказал — мол, для вечной молодости и красоты нужна молодая кровь. Кровь юных! Ее надо пить, принимать ванны…

Денис задумчиво покусал губу — похоже, в ворохе немецких и русских слов он все понял правильно и даже не стал больше ничего уточнять, просто слушал, стараясь понять, о чем идет речь. Слава богу, мальчишка говорило бойко, хоть и коверкал слова, щедро сдабривая их немецкими фразами, но все было понятно, хотя бы приблизительно.

Возжаждавшая кровавой молодости графиня жила отнюдь не в роскоши, захудалый род ее словно был проклят, и поделом — отец и старший брат проиграли все имение в карты, оставив Матильде лишь старый хутор да с десяток верных слуг — головорезов, готовых на все ради своей красотки-хозяйки. Да-да, юная графиня считалась здесь одной их первых красавиц, правда, свататься к ней опасались — из-за чернокнижника, коего вскоре сожгли на костре, правда, не в Пруссии, а в Венгрии, откуда барон и был родом. К тому же вскоре стали замечать, что в округе пропадают подростки. Молодые девушки, парни… Обескровленные тела их нашлись в старом урочище невдалеке от графской мызы. Одной же из жертв чудом удалось сбежать — она-то обо всем и рассказала местному пастору.

Вот тогда хутор и подожгли… да так, что все там сгорело дотла, из пламени никто не выбрался. Однако через пару дней появилась в лесу волчья стая, наглая, ничего не боящаяся, жуткая. Несколько волков во главе с огромной белой волчицей с пронзительно-синим взглядом… Такие глаза — синие, дерзкие — были у графини Матильды…

— Она что же, в волчицу обратилась? — выслушав, уточнил гость.

— Того никто не знает. Но, скорее всего, — так оно и есть.

Поплевав на пальцы, Ганс снял нагар с фитиля свечки… И в этот момент где-то за окном послышался жуткий волчий вой!

— Она здесь, — перекрестился Ганс. — Волчица… За кем-то пришла…

— За кем-то? — Денис машинально положил руку на эфес сабли.

Ганс неожиданно рассмеялся и, что-то бросив братишке по-немецки, вновь повернулся к гостю:

— О нет, оборотни мало что могут здесь. Пастор тогда сотворил молитвы у сгоревшей мызы, с тех пор в нашем лесу волков видят редко. Оборотни боятся!

— Боятся, но… воют… — подкрутил усы гусар.

— Я же говорю — за кем-то пришли.

— А может — за чем-то? — Встав, Давыдов подошел к окну, вглядываясь в расплывавшуюся по лесу тьму.

Вой, впрочем, быстро утих и больше уже не слышался на протяжении всей ночи, которую гусар провел на старом сундуке, постелив под себя знаменитую багратионовскую бурку. Спал Денис не особенно крепко, все думал о загрызенной графине и ее незадачливом братце. Взалкали сокровищ, ага… Новым своим знакомцам о случившемся на заброшенной мызе Давыдов не рассказал — к чему? Напугать детей только… и так, вон, пуганые. Да и поздно уже было, и вообще, братья не выказывали никакого намерения продолжать разговор об оборотнях… скорее, наоборот — заспешили спать.

Опытный взгляд гусара тем не менее приметил висевшую над дверью вязанку чеснока и оструганные осиновые колья, аккуратно поставленные в угол у печки. На стене висело ружье, наверняка имелись и серебряные пули, освященные в местной кирхе. Ну что ж… не хотят больше ребята говорить — не надо. О трупах же можно будет сообщить и завтра, по дороге, тому же пастору или кому-то из местной власти.

Чуткий сон гусара нарушили чьи-то осторожные шаги. Кто-то подошел к нему, наклонился… Денис не подал виду, что уже не спит, — надо будет, разбудят. Однако же будить его никто не собирался, наоборот! Отойдя от сундука, Ганс жестом позвал Аля, и оба братца бесшумно шмыгнули в приоткрытую дверь. Из коридора тянуло холодком, а в окнах уже забрезжило утро.