Судьба генерала

— Такой же, как и твой осёл, только хитрый, пронырливый и избалованный донельзя. Его бабка, Екатерина, так воспитала. Головку свою этак на бочок склонит и проговорит тихо и нежно: «Я что-то, Луизочка, так устал сегодня, так устал, давай предадимся Морфею»[2]. А я ему в ответ: «Так ты себе наследника никогда и не сделаешь, какой ты после этого будущий император?» Он же покривится: «Как же ты, Луизочка, прямолинейна, сказывается немецкое воспитание. У нас ещё вся жизнь впереди, к чему спешить». Махнёт ручкой, перевернётся на бочок и почивает, засранец.

Вскоре карета злоязычных княжон подъехала к Каменноостровскому дворцу, построенному ещё Екатериной для сына Павла. Но бывал он там, особенно последнее время, редко, поэтому парк вокруг дворца был запущен. Кусты сирени у парадного входа непринуждённо разрослись, и сейчас лиловые и белые грозди цветов благоухали спокойно и величественно, не остерегаясь ножниц ретивых садовников. В заброшенной глуши старинного парка раздавались соловьиные трели.

— Господи, как здесь прекрасно! — воскликнула, с наслаждением вдыхая сиреневый аромат и слушая любовные птичьи романсы, романтически настроенная Луиза. — Вот так бы осталась здесь на всю жизнь, отгородилась бы от всего мира, этого несносного двора, психопата царя, зануды мужа…

— Ну, так давай же хоть часа два поживём так, как нам хочется! — воскликнула Юлиана. — К чёрту эти перчатки, шляпки, косыночки, шали! — Все дамские аксессуары полетели в разные стороны. — Будем как благородные дикари, к чему нас призывает Руссо! — Черноволосая княжна запрыгала на дорожке, как девочка. — Пойдём Луиза, пойдём быстрей. Я бы скинула и туфли, но уж больно колко идти по песку и траве.

Луиза выскочила за подругой из кареты, потягиваясь как очаровательный, шаловливый котёнок. Подав знак своим двум верным немкам-фрейлинам, вывезенным с родины, которые дали бы себя на части раскромсать, но не выдали бы ни одной тайны обожаемых принцесс, великие княжны пошли по дорожкам живописно заросшего парка. Вскоре они оказались у полуразвалившегося от времени деревянного вокзала, где во времена их бабушек для развлечения гуляющих играл оркестр. Сейчас же под его высокими деревянными сводами стремительно пролетали ласточки. У широкого крыльца вокзала княжны увидели двух высоких молодых людей. Один из них, военный, задевая шпорами камешки на дорожке, быстро пошёл навстречу женщинам. Это был генерал-майор Фёдор Уваров, шеф только что сформированного им Кавалергардского полка — пожалуй, самой привилегированной части императорской гвардии. Всего за два года он достиг таких высот. А причина столь стремительного взлёта была очень прозаичной. Молодой лихой рубака-кавалерист, произведённый самим Суворовым в подполковники за отчаянную храбрость в боях, стал любовником Екатерины Лопухиной, мачехи царской фаворитки Анны. Вместе со всем семейством Лопухиных он был вознесён на петербургский Олимп волею взбалмошного императора. В настоящий же момент непостоянный Павел Петрович отослал отца и мачеху своей пассии обратно в Москву, а новоиспечённый царский генерал-адъютант прижился в гвардии и при дворе, обзаведясь новыми связями и, что самое главное, новыми любовницами. И судя по тому, как генерал-майор с небрежной властной ласковостью поцеловал ручку великой княжне Юлиане, брюнетка в жёлтом платье была одной из них, естественно думая, что единственная.

— Это кого ты привёл? — спросила любопытная Юлиана, вглядываясь в высокого, стройного мужчину, стоявшего в тени между стеной вокзала и кустами сирени.

— Разве ты, Юля, не узнаешь? Это же вице-канцлер Никита Панин, — ответил, улыбаясь Уваров.

И сразу же по его манере говорить и улыбаться можно было понять, что это типичный гвардейский хрипун, фанфарон, гуляка и бабник, но в то же время очень добрый малый. Хотя он и презирал всех штатских, но по тому, как заговорил о графе Панине и сделал ему знак подойти, видно было, что этого тридцатилетнего дипломата, второго лица в Коллегии иностранных дел, он уважает.

— Граф хочет поговорить с Луизой… то бишь с великой княжной Елизаветой Алексеевной, — поправился кавалерист, почтительно кланяясь не спеша подходящей жене наследника престола и, возможно, будущей императрице.

— Он что, хочет объясниться в любви моей подружке и родственнице? — спросила Юлиана, весело, с любопытством сверкая бойкими карими глазами. Когда рядом с ней был её красавец кавалерист в очаровательном красном вицмундире и белых лосинах, так соблазнительно обтягивающих стройные его ноги, все мысли великой княжны сбивались на любовный лад.

— А чёрт его знает, чего он хочет, — пробурчал Фёдор Уваров вполне искренне на ухо Юлиане, — хотя этот граф и выглядит уж очень серьёзным, но не удивлюсь, если из него получится пламенный обожатель прелестей этой голубоглазой нимфы, ведь известно, что в тихом омуте черти водятся, а твоя родственница лакомый кусочек.