Читаем Судьба генерала полностью

Вечером 24 декабря по новому стилю, или 3 нивоза восьмого года Республики по ещё не отменённому календарю Французской революции, первый консул готовился в своей резиденции дворце Тюильри выехать в Оперу, где должна была идти премьера оратории Гайдна. Наполеон, уже давно одетый в простой генеральский мундир и белые лосины с сапогами, нервно откидывая прядь чёрных волос, падающую ему на широкий, крутой лоб, ходил по комнатам, ожидая, когда же его жёнушка, Жозефина Богарне, наконец-то закончит прихорашиваться и выйдет из своих покоев. Но та никак не могла решить сложнейшего вопроса, какую же шаль из нескольких десятков ей надлежит накинуть на красивейшие в Париже плечи. Наполеону это уже надоело, — подрагивая левой ногой, недовольно сказал стоявшему неподалёку адъютанту, чтобы тот передал первой консульше: пусть она сама добирается до Оперы. Наполеон стремительно сбежал по мраморным ступеням с крыльца и влетел в карету.

— Пошёл, и побыстрее! — крикнул первый консул кучеру. — Мы опаздываем.

Карета с грохотом понеслась по улицам Парижа. Наполеон мрачно посматривал из окна на вечерний город. По узким тротуарам ещё слонялось довольно много потрёпанных парижан. Раздавались возгласы уличных торговцев. Пахло жареными каштанами и дешёвыми лепёшками. Он видел, как над жаровнями и покупатели, и продавцы с удовольствием греют озябшие руки и о чём-то болтают.

«Наверно, сплетничают обо мне и жене», — подумал Наполеон.

Ему вспомнилось, как ещё несколько лет назад он в потрёпанной шинели, засунув руки поглубже в карманы, вот так же ходил по каменным тротуарам, голодный и худой. Первый консул улыбнулся: кое-чего он всё же в жизни добился. Правда, всё ещё впереди… впереди… Наполеон продолжал задумчиво улыбаться, когда увидел, как лошади вылетели на улицу Сан-Никез, мимо пронеслось несколько лавочек, освещённых тусклым, колеблющимся светом дешёвых свечей, бочка водовоза с впряжённой в неё старой, какой-то серо-зелёной клячей… И тут словно земля разверзлась под ногами. Раздался оглушающий взрыв, карету подбросило, первый консул упал на переднее сиденье, но быстро вскочил и высунулся, приоткрыв дверцу, чтобы, как на поле боя, оценить обстановку. Одного взгляда опытному генералу-артиллеристу было достаточно: заряд «адской машины», который находился в бочке на колёсах, взорвали чуть позднее, чем надо. Его карета неслась необычно быстро. Потому-то и спасся. На месте, где секунду назад видел эту самую бочку, была воронка. Вокруг валялись трупы людей, многие из них ещё корчились в конвульсиях, бились раненые лошади. Это всё, что осталось от его конвоя. Удушливо пахло сгоревшим порохом, как на батарее у самых орудий во время боя. Подъехала в своей карете Жозефина Богарне. Она с ужасом смотрела на трупы людей и лошадей, лужи крови и груды битого кирпича. Так как его карета была повреждена, Наполеон пересел к жене.

— Вперёд, вперёд! — рявкнул Наполеон кучеру и тем, кто остался в живых из его свиты, тем голосом, каким командовал на поле сражений, — не останавливаться, в Оперу, живей!

Когда перед поднятием занавеса первый консул с женой вошли в свою ложу, только что узнавшая о случившемся публика устроила им овацию. Наполеон сдержанно поклонился. Он слушал музыку с непроницаемым, каменным выражением надменно-холодного лица, известного уже миллионам. Но Жозефина справиться с волнением не могла, то и дело всхлипывала. Слезинки изредка скользили у неё по щекам. Тем спокойнее на её фоне выглядел первый консул.

Но когда Наполеон вернулся к себе во дворец Тюильри, то тут уж выплеснул весь свой гнев. Корсиканский темперамент дал себя знать. Министр полиции Фуше, бледный, худой, похожий на оживший труп, выслушал обрушившийся на него поток оскорблений с совершенно ледяным спокойствием. Закончив гневаться, первый консул отпустил главного полицейского восвояси, но вдруг деловым, будничным тоном бросил удаляющемуся живому покойнику:

— Начинайте расследование с того, что установите, кому принадлежала водовозная бочка, что стояла на месте взрыва, и зелёная кляча, в неё впряжённая.

— Будет исполнено, господин консул, — ответил Фуше и с восхищенным удивлением, смешанным даже с долей опаски, взглянул на молодого выскочку.

«Этот генералишка умён, хладнокровен и наблюдателен, с ним надо держать ухо востро», — подумал гений сыска и холодного предательства.

Когда он ушёл, Наполеон упал в кресло и, мрачно глядя перед собой, сказал своему министру иностранных дел, Шарлю Морису Талейрану:

— Кто бы ни устроил этот взрыв, якобинцы или роялисты, какая мне разница. Всё равно за ними, конечно, стоит Англия. Золото Питта замешано во всём. Поэтому пусть Фуше гоняется внутри страны за революционерами и шуанами[7], а мы ударим по Альбиону. Ускорьте сближение с Россией. Соглашайтесь на все условия, которые выдвигает Павел. Главное для нас — это заключить военный союз с русскими и организовать поход в Индию. Когда наш флаг будет развиваться на берегах Инда и в Бенгалии, эти надменные лорды будут униженно лизать нам сапоги. Вот тогда я им припомню этот взрыв.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские полководцы

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза