Читаем Судьба генерала полностью

— Стыдно, Ваше Величество, — ответил студент и опустил голову.

— Ну, слава богу, значит, ты не так низко пал, как могло бы сначала показаться. — Император встал и прошёлся по веранде.

Орлов и полковник мгновенно вскочили. Встал и Андрей. Николай Павлович подошёл к нему и с высоты своего роста посмотрел на студента.

— Парнишка ты, как я вижу, хороший, но непутёвый, — покачал головой царь. — Непутёвый, — повторил император. — Да и где тебе ума было набраться, ведь не в этом же интеллектуальном вертепе — университете нашем. — Он немного помолчал, пошевелил усами, словно раздумывал. — Вот что, иди-ка ты послужи в армии. Это самая лучшая школа. Послужишь несколько лет, вся эта дурь университетская из тебя выветрится, тогда уж и поговорим снова. Согласен?

— Мой долг повиноваться, — ответил Андреи.

— Ну и правильно, Андрюша, правильно. В беспрекословном повиновении начальству и родителям — высший долг и высшая доблесть молодого человека. Скоро ты это осознаешь. И помни: с этой минуты от тебя зависит твоя судьба.

Император наклонился, поцеловал студента в лоб и быстро вышел из комнаты. От его стремительного шага мимо стола заколебался огонь на канделябрах и погасло несколько свечей. Через пятнадцать минут Андрей уже трясся в жандармской карете, наблюдая в зарешеченное окошечко за медленным движением звёзд по ночному небосводу. Ему было страшно.

А в это же время Николай Павлович, покачиваясь на мягком сиденье своего экипажа, говорил сидящему рядом графу Орлову:

— Определить этого ханурика в пехотный полк на Кавказ — унтером. Иметь над ним самый строгий надзор. Ежемесячно чтоб доносили начальнику Главного штаба о его поведении. — И, помолчав, добавил: — И никакой выслуги до моего личного распоряжения. Сдаётся мне, что этот поэтишко ещё выкинет какую-нибудь штуку. А там, смотришь, и разжалуют его в рядовые, попробует и шпицрутенов. В общем, собаке — собачья жизнь!

Лицо Николая Павловича в свете луны приобрело мертвенный оттенок. Оловянные глаза смотрели безжизненно перед собой, словно на них уже положили серебряные рубли. Так и оказался Андрей Полетаев на Кавказе в егерском полку. Скоро он запил. Его разжаловали в рядовые. И он дезертировал, боясь, что его забьют насмерть шпицрутенами за оскорбление командира батальона. И вот теперь лежал ночью в степи и смотрел на небо. Вдруг начали в голову приходить стихотворные строки. Он вынул из-за пазухи обгрызенный карандаш и какую-то бумажку и начал записывать. Луна светило ярко. Андрей был счастлив: несмотря ни на что, он оставался поэтом.

<p>5</p>

Невольные же виновники случившейся в степи трагедии граф Александр Стародубский и его слуга Степан в этот же день въехали в Ставрополь в третьем часу пополудни. Взобравшись на горку по кривой немощёной улочке, обрамленной неказистыми беленькими хатками под соломенными крышами, коляска проехала мимо старого кладбища с покосившимися крестами, миновала площадь, заставленную со всех сторон казёнными зданиями желтовато-грязного цвета, и вскоре подъехала к почтовой станции, которая располагалась в одном здании с гостиницей предприимчивого грека.

— Да, кстати, Степан, обращайся ко мне просто «ваше благородие», как к простому прапорщику, а «ваше сиятельство» забудь. Глупо было бы в этой провинции строить из себя этакую голубую кровь и тыкать всем в нос своим высоким происхождением, — сказал Александр слуге.

— Ну вот ещё что удумали, — заворчал, отворачиваясь, Степан. — Что, я служу какому-то прапору сопливому, что ли? Слава богу, я денщик единственного сына его высокопревосходительства, генерала от инфантерии, его сиятельства графа Ивана Васильевича Стародубского.

— Я тебя, Степан, предупредил, ты меня знаешь. Повторять дважды я не буду, — бросил молодой граф недовольно.

— Вы меня, ваше сиятельство, можете хоть расстрелять, но всё равно перед этим несправедливым смертоубийством я назову вас, как и положено, — ваше сиятельство, — продолжал ворчать глухо, как со дна пустой бочки, Степан.

Так препираясь, они въехали во двор почтовой станции. Молодой граф, который решил на Кавказе стать просто «вашим благородием», поняв, что такого хранителя сословных предрассудков, как отставной вахмистр драгунского полка, переделать никак нельзя, махнул на него рукой и пошёл по скрипучим деревянным лестницам наверх, в только что снятый номер. Приведя себя в порядок после долгой дороги, прапорщик спустился вниз. Гостиница была переполнена. Везде стоял многоголосый гул. Раздавался стук бильярдных шаров. Во все стороны сновали лакеи и половые с подносами. Весной в Ставрополь съезжались офицеры со всей линии, готовясь к предстоящим экспедициям — боевым походам против горцев. Сюда же прибывали и гвардейцы, откомандированные из Петербурга на год в распоряжение командования корпуса. Настоящие «кавказцы», служившие здесь уже много лет, называли этих столичных штучек «фазанами».

Они залетали в эти края на короткий срок — ухватить награду и упорхнуть.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские полководцы

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза