Судьба генерала

— Он не выходит из русского лагеря, но мы до него доберёмся, как только он прибудет в Тебриз, на обратном пути, даю слово!

— Ну, смотри, старик, если у моего отца появится хоть один живой свидетель, то с тебя с живого сдерут кожу на моих глазах, а голова будет целый год торчать на колу перед воротами моего замка. Пошёл вон! — пнул утробно екнувшего отбитой селезёнкой старого учителя Аббас-мирза и убежал, разгневанный, в другую комнату.

А каймакам Мирза-Безюрг, второе лицо в государстве среди чиновников, уполз из палат наследного принца и встал на ноги, благодаря Аллаха, что он пощадил его жизнь.

Что касается купца Зейтуна, то его и правду зарезали, как барана, чуть ли не посреди бела дня, в безлюдном переулке рядом с его домом. Несколько свидетелей этой страшной сцены даже пикнуть не посмели, хорошо понимая, что это отнюдь не простые разбойники так вот запросто при дневном свете режут известного и богатого купца у них на глазах. А Шахрасуб в один момент стала самой молодой и богатой вдовой во всём Тебризе. Несмотря на глубокий траур, соблюдаемый безутешной вдовушкой, к ней зачастили пожилые женщины, очень похожие на свах. Поговаривали, что не только купцы, но и высокопоставленные лица возгорелись желанием поместить оставшуюся одинокой красавицу в свои гаремы, ну а многочисленные мешочки с золотом погибшего купца — в свои бездонные карманы. Но Шахрасуб стойко отбивала все эти недостойные поползновения.

А тем временем русское посольство, простившись с шахом, успешно завершив свою миссию, двигалось назад. Вскоре его встречали уже в Тебризе. Теперь уже Аббас-мирза и глазом не моргнул, когда сапог русского посла вступил на ковры его парадного зала. Ермолову поставили кресло, и он не спеша беседовал с предупредительным и очень любезным наследником персидского престола. Вся свита русского генерала — тоже, естественно, в сапогах — стояла за его спиной. Многие молодые офицеры не смогли сдержаться, чтобы с улыбкой не взглянуть на Аббас-мирзу. Ему был преподан хороший урок, после которого он десять лет просидел смирно в своём Тебризе и решился напасть на русских, только когда пришли известия, что в Российской империи беспорядки: умер один император, а другой с помощью пушек на Сенатской площади смог всё-таки утвердиться на ещё не очень-то устойчивом под ним троне; кроме того, стало известно, что легендарный сардарь Кавказа, Ермолов, вот-вот будет смещён со своего поста новым любимцем очередного властителя России. Но и тут Аббас-мирза жестоко просчитался, проиграв войну и уступив новые земли до реки Араке, как предупреждал его провидчески в первую их встречу в мае 1817 года бесстрашный и дальнозоркий русский генерал. Честолюбивый Аббас-мирза так и не стал шахом Ирана. Он умер за год до кончины своего отца. И только сын главы персидского Азербайджана занял столь вожделенный для отца престол.

20 же сентября 1817 года, ещё задолго до этих событий, благодатной осенью русское посольство покинуло Тебриз. Летняя жара стала спадать. На привалах при свежем ветерке Николай Муравьёв, как и прочие офицеры, с удовольствием роскошествовал на коврах под тенью шелковиц и раскидистых чинар, объедаясь фруктами. Рядом с ним частенько сидел, переодетый в форму русского солдата, Экбал-Сергей по фамилии Васильев, наверно с большим нетерпением, чем любой из посольства, дожидающийся момента, когда же они пересекут персидско-русскую границу. А всего в сотне метров от обоза посольства шёл длинный караван из тяжело навьюченных верблюдов. Это богатейшая купчиха Тебриза, достопочтенная Шахрасуб решила лично возглавить торговую экспедицию на Кавказ, предварительно тайно и очень выгодно продав и свой дом, и лавку на базаре в Тебризе. Поэтому, когда русское посольство вступало в Тифлис, оно больше напоминало восточный караван. Ревели верблюды, встречающие грузины стреляли вверх, а горцы джигитовали в клубах пыли вокруг дороги. А во главе этого нового Вавилона, вобравшего почти все национальности Востока, ехал на огромном белом коне сардарь этого благодатного края, уже знаменитый и здесь Алексей Петрович Ермолов, и милостиво кивал всем знакомым и незнакомым подданным. В чертах мужественного загорелого лица и самой осанке проконсула Кавказа появилось что-то от восточного владыки. Это недавно заметил и Николай Муравьёв.

— Воистину великодушный и великий повелитель стран между Каспийским и Чёрным морями, — произнёс штабс-капитан себе под нос обращение некоторых восточных вельмож к прославленному генералу.

Муравьёв иронично относился к властолюбию и честолюбию Алексея Петровича, хорошо понимая, что они отнюдь не перечёркивают всех положительных качеств этого крупного человека.