Судьба генерала

   — Ты что, Луиза, рехнулась? Если папаша узнает об этом тайном свидании, то мы с тобой живо окажемся в крепости, — горячо, испуганно зашептал Александр. — Ты помнишь, что сделал Пётр Первый со своим сыном Алексеем? И если ты думаешь, что отец пощадит тебя как женщину и великую княжну, то ты крупно ошибаешься.

   — Прекрати хныкать и будь мужчиной, — прошипела разозлённая Елизавета Алексеевна. — Над нами и так висит дамоклов меч! Разве ты не видишь, как на нас поглядывает твой сумасшедший папенька? Если мы будем сидеть сложа руки, то уж точно окажемся и в крепости, и на дыбе. Иди и выслушай этих людей. Ну, а если всё-таки о твоей встрече пронюхает император, то скажешь ему смело, что хотел узнать, о чём замышляют заговорщики, и тогда уж предупредить государя.

   — Господи, во что же ты меня втягиваешь?! — застонал Александр, у него от испуга руки и ноги стали ледяными.

   — Дурачок, нам же дают шанс царствовать, как ты это не поймёшь? — заворковала Луиза, гладя по головке, как маленького, своего такого импозантного на людях и жалкого в супружеской постели мужа.

Тот вздохнул, долго молчал и наконец-то прошептал:

   — Ну, хорошо, я встречусь с ними, только скажи точнее где, ведь расположение полка огромное.

   — В бане.

   — В бане? — удивлённо переспросил цесаревич.

   — Ну да, ведь всем известно, что ты любишь попариться, а в Семёновском полку отменная баня. Там вас никто не подслушает, тем более эти люди уже, можно сказать, контролируют гвардию, которая ненавидит сумасшедшего царя.

   — А откуда ты всё это знаешь? — вдруг взъерепенился Александр, и в его голосе зазвучали ревнивые нотки. — У тебя что, появился любовник из гвардии?

   — Перестань болтать чепуху, — ответила Луиза и с женской непоследовательностью добавила: — Даже если это и так, тебя ведь это не должно волновать. У тебя, Саша, Нарышкина, у меня — свой предмет обожания. Но это не значит, что у нас нет общих интересов. И это прежде всего престол.

   — Как ты прямолинейна, Луиза, — поморщился Александр.

   — Да, я немка и знаю, чего хочу от жизни, — продолжала взволнованно шептать цесаревна. — Во мне нет той капли славянской крови, что делает тебя таким дряблым и нервным, подобно беременной женщине, но сейчас нужно зажать себя в кулак. Ставки в игре слишком высоки, дело идёт о наших жизнях и о самом заманчивом престоле на свете. Потом, как станешь императором, сможешь позволить себе все эти славянские штучки, а сейчас будь мужчиной! Это всё, что от тебя требуется.

На следующий день Александр Павлович проводил смотр своего Семёновского полка. Он был бледен и всякий раз вздрагивал, когда офицеры излишне громко отдавали команды. Но бравый вид солдат и та искренняя любовь, которой окружали его в полку, немного успокоили натянутые как струны нервы цесаревича. Вскоре он закончил смотр и пошёл, как это делал частенько и раньше, в баню. Когда зашёл уже завёрнутый в простынь в небольшую залу, отделанную розовым мрамором, перед ним встали, тоже в белоснежных одеяниях на манер римских патрициев, двое встречающих его людей. Это были генерал барон фон дер Пален Пётр Алексеевич, бравый, высокий мужчина пятидесяти пяти лет, с добродушным, открытым лицом и весёлыми большими серыми глазами чуть навыкате. Рядом с ним граф Никита Панин выглядел особенно сухим и высокомерным. Глядя на его умное, твёрдо очерченное лицо и высокую, молодую и статную фигуру, от которых веяло мужской силой, ледяным спокойствием и подавляющей собеседника силой воли, Александр вдруг ревниво подумал, что уж не этот ли дипломат является любовником жены. В голубых глазах цесаревича зажёгся неприязненный огонёк, но быстро погас. Он был по-женски памятлив на обиды и завистлив, но научился хорошо скрывать это.

— У меня такое ощущение, что я попал в славные времена Древнего Рима, так вы похожи на сенаторов в этих белых тогах, — пошутил цесаревич.

Они сели на мраморные скамьи у небольшого бассейна. Тёплая вода плескалась у их ног. Глядя на Александра Павловича, нельзя было помыслить, что всего полчаса назад он испуганно вздрагивал при каждом громком звуке. Сейчас цесаревич смотрел на своих собеседников спокойно, на его красивых губах играла уже ставшая знаменитой ласковая и немного загадочная улыбка, чуть прищуренные глаза смотрели прямо с подкупающей искренностью. Недаром Александра прозвали первым обольстителем своего времени — он умел очаровывать как мужчин, так и женщин.

   — Вы не так уж и не правы, говоря о Древнем Риме, — начал разговор Панин. — Нас привела сюда забота о благе нашей горячо любимой Отчизны, которая, увы, стонет в лапах полусумасшедшего тирана.

Как ни хорошо владел собой цесаревич, но при этих словах слегка дёрнул головой, словно ему в лицо плеснули пригоршню холодной воды.

   — Может быть, наш уважаемый вице-канцлер с места в карьер заговорил слишком резковатым языком, так не свойственным дипломатии, представителем коей он является, — улыбнулся генерал Палён, — но по сути дела он трижды прав. Империя гибнет, ваше высочество, и только вы можете её спасти.