Судьба дворцового гренадера

- Тем, что своей охотой делает, не надорвется, - уверенно сказал Качмарев. - Вы от дочки много радостей ждите, раз доброе и смышленое дитя. Я на нее любуюсь, как с Яковлевной к нам зайдут. Может, то даже грех, но всегда ее вспомяну около любимой картины, где богоматерь на скамеечке ребеночком сидит. Знаешь?..

- Испанского художника, кажись?

- Да, Зурбараном звать. Еще только одну картину видел, которая детским ликом мне так душу тронула. Князю нашему спешные бумаги подписывать однажды на дом к зятю господину Дурново на Английскую набережную носил, и там, в приемной дожидаясь, картину видел. Христос свечу над верстаком держит, Иосифу светит, помогает ему. Так сряду по личику видно, что дитё в любви и согласии домашнем растет, злобы людской еще не знает, от которой погибнуть ему суждено... - Полковник помолчал, глядя в окно на лоджии Рафаэля, и добавил: - Прямо тебе скажу, Иваныч, что вровень с ротой нашей держат меня здесь картины живописные. Дня не пропущу, чтобы хоть на одну взглянуть. Голландцы тоже комнатные виды мастеровито писали... А у "Снятия со креста" Рембрандта не один час, поди, простоял. Так бережно апостол Иосиф ношу свою горестную по лестнице в объятиях спущает... Или к Андрею Филипповичу Митрохину в мастерскую заверну, где живопись с помощником поновляет. Разве просто с такой службой расстаться, где каждодневно от картин радость получаешь?..

- Вы ведь про отставку еще не думаете? - обеспокоился Иванов.

- До сей болезни не думал, и Настасья Петровна про то речь заводить не решалась. А тут как отлежал в жару неделю, то и давай просить: уходи да уходи. Пенсию мне по болезни полную определят да скоплено еще сколько-то. "Купи домик на Охте, недалече от моей сестрицы, - просит. - Цветы насадим, кур, свинку заведем". Поросят маленьких она страсть любит в корыте мыть, а они копытцами по полу знаешь как славно топочут?.. Будем, говорит, на солнышке греться, не то что в сей квартере, где листка не вывесть. Ведь сюда солнце только летом малость заглянет, а то лоджия вовсе затемняет... Она и сегодня на Охту уехала. Там сестрина соседка именинница, так на пирог звана... А затоскуешь, говорит, по роте да по картинам, то и приедешь, впустят по старой памяти в казарму да в залы...

- А вы что же Настасье Петровне отвечали? - с еще большей тревогой осведомился унтер.

- Домик разрешил присматривать, ежели сестрица его зимой блюсти возьмется, - сказал Качмарев. - На лето туда моей супруге как на дачу переезжать, и мне хоть через день ездить на вечер, в саду цветки из лейки полить аль просто чаю под яблоней выпить, раз казенные дрожки князь за мной письменно утвердил. Конечно, перевоз гривенник в день возьмет, полтора рубля в месяц, так зато в тиши вечерами посидишь...

А совсем роту пока оставить жалею. Был бы Лаврентьев - крот первым по мне старшинством - и то ничего бы, хотя не так видный, но зато обходительный, грамотный, толковый.

Ему роту сдать можно. А капитан наш... - Качмарев махнул рукой. - Не знаю, дошло ли до роты через девок наших, а Федоту нонче рассказать позабыл, что третьего дня сами князь меня навестили. Вот тут сидели, кофею чашку выкушали и мне так наказывали: "Лежи, Качмарев, сколько лекаря велят, не спеши на службу. - Я полагаю, что седины мои этакую жалость на них навели. - Но, - велели, - про отставку и думать не моги.

Я, - сказали, - крикуна безмозглого, как Лаврентьев 1-й, утвердить командиром роты никак не согласен. В бою да в строю он годен - ни жизни, ни глотки для службы не пожалеет, - а командовать частью разве петушиное дело?.." Прослышал где-то его прозванье... После того и о тебе разговор был...

Полковник сделал паузу, а Иванов разом застыл: "Неужто чем недоволен князь? Будто все шло гладко, но кто ж знает?"

- Ну, чего обмираешь, будто заяц в борозде? - сказал Качмарев, увидев растерянное лицо унтера. - Одно хорошее говорено. Сказали его сиятельство, что раз десять лет Митин

фельдфебелем, то пора его в прапорщики произвесть, то есть в подпоручики армии, а кого на его место поставить? Я сряду тебя назвал.

- Ох, увольте, Егор Григорьевич, я вовсе для такой должности не гожусь! - почти перебил полковника Иванов, мигом вспомнивший последний год службы в Конной гвардии. - Мне в самую пору сменным унтером быть, как ноне. И за то вам по гроб благодарен, отчего смог покупку заветную произвесть, а в фельдфебели над всей ротой вовсе не годен. Я за службу в огонь и воду, а от фельдфебелей увольте.

- Стой, стой! - прикрикнул Качмарев. - Что ты и верно, как заяц, уши приложил да ровно ума лишился! Чего испугался?

- Как не испугаться, господин полковник, когда в Конном полку недолго вахмистром пробыл, а вот что от своей неспособности испытал... - И тут Иванов рассказал про уход в отставку Жученкова, свое назначение и слабость с людьми, как ругал и бил его Эссен, навек повредив правый глаз.