– Уу, убийца драконов… Уу… Мурзика задавил… Долго боролись? А? Борьба титанов… Мурзик не давался, наверное, да?
– Все, – кончив смеяться, приказал тот, что спрашивал меня, – все. Джек Никольс, встать!
Я поднялся. Я видел в глазах "отпетого" ту же смесь брезгливого недоумения и презрения, что и у Винченцио.
– Жалко Мурзика, – сказал один из "отпетых", – зверушка была добрая…
– И тренажер, между прочим, старейший и опытнейший, – добавил другой.
– Жалко, что на него Сиремус не вышел, – сказал командир.
– Извините, – сказал я, – я перепутал, я… я подумал, что это – дракон.
Я сообразил, что мои слова прозвучали комично. Но никто не засмеялся. Только командир попросил:
– Слушай, Джек Никольс, помолчи. Не надо кретина из себя строить…Ты еще в живой уголок в своей гимназии заберись, придуши там хомячка, а потом рассказывай: я-де думал, это – лев. Иди, топай и скажи спасибо, что на тебя Сиремус не вышел.
Глава четвертая. Человек со стеком
Мы подошли к двери, на удивление белой, блестящей.
– Посторонись, – приказал мне "отпетый".
Я встал в сторону. Он постучался. Дверь отперли. На пороге стоял человек в белом халате, в очках.
– Что, – удивленно спросил человек, – уже?
– Спымали, – лениво сказал "отпетый", – принимай, Мэрлин.
Мэрлин выглянул в коридор и увидел меня.
– Ба! – подивился он. – Вот это Аполлон! Из какой помойки вы его достали?
– Он у Круглых Камней ошивался… ты не думай, он – такой, он Мурзика придавил.
– Мурзика? – снова удивился Мэрлин. – Чем ему Мурзик-то помешал?
– У него спросишь. Мы пошли. Привет.
"Отпетые" ушли.
– Заходите, – вежливо сказал мне Мэрлин.
Я вошел. То было комната, выложенная кафелем. У стенки стояла ванна, наполненная дымящейся водой.
– Раздевайтесь, – приказал мне Мэрлин, – и полезайте в ванну.
… Я блаженствовал.
Мэрлин между тем говорил по телефону:
– Алло, диспетчерская? Джек Никольс из 725-ой лаборатории нашелся. Да… Сейчас вымоется, и я его приведу. Да он весь в крови дракона. Где умудрился?… А… Ты еще поинтересуйся, как он на тренажер вышел… Что, что… задавил, конечно, ага, как ястреб мыша. Ну, ясно. Все ему скажу…
Мэрлин влил в воду шампунь, и я лежал в горячей зеленой воде, окруженный ослепительно белыми горами пены.
Мэрлин подошел ко мне, с интересом посмотрел на меня. Потом спросил:
– А пивка холодненького с сушечками не желаете?
Очевидно, жара, истома взяли свое, и я ответил не совсем впопад, не уловив иронии:
– Вы знаете, нет, спасибо. Я ведь пиво не люблю. Вот если бы холодной минералочки…
Мэрлин снял очки и тщательно их протер.
Я понял, что был неправ, и похолодел от ужаса.
– В общем так, – холодно сообщил Мэрлин, – три минуты кайфа – вытереться насухо и на выход… Время пошло.
Он поглядел на часы, подошел к тумбочке, вынул оттуда комплект белья и швырнул мне. Плоская пачка хлопнулась на пол у самых ножек ванны. Ножки были отлиты из бронзы и напоминали львиные лапы. Ванна вцеплялась бронзовыми когтями в кафельный пол.
Я с силой тер голову.
– Ну, хлопаются парни с поверхности, – бормотал Мэрлин, – ну, ни в сказке сказать ни пером описать!.. Вся 725-ая, высунув языки, как гончие за зайцем, все облазили, а этот шутник… "Наутилус", понимаешь, капитан Немо… Нырнул и вынырнул. У столовских хлеба выпросил, Мурзика растерзал и после подвигов лег отдохнуть. Геракл! Илья Муромец! Зигфрид! На пол не брызгай! Слышишь? Все, время кончено. Вытирайся…
Я вытерся и стал одеваться. Штаны, и рубашка, и куртка – все зеленого цвета, только вкраплениями, всполохами, искрами – красные точки-точечки.
– Скажите, – спросил я, – а в "отпетые" мне можно рассчитывать?
– Что? – Мэрлин резко повернулся ко мне.
Я испугался этого резкого злого движения и бормотнул:
– Простите, а ботинки, носки?..
– Паланкин? Экипаж? Омнибус? Такси, лимузин? Форд-мустанг? Босиком пойдешь. Быстрее будешь – здоровее станешь.
Я толкнул дверь и вошел в… канцелярию. Обшарпанный стол, четыре стула, желтого цвета сейф, черного – телефон. И человек в форме "отпетого" за столом.
Человек разбирал какие-то бумаги. Ящики письменного стола были чуть выдвинуты, и неясное потрескивание доносилось из них, точно там догорал, дотлевал костер.
– Выйдешь сейчас, потом войдешь, козырнешь как следует, как следует представишься… Пошел.
Я вышел за дверь. Установил дыхание, вошел снова и доложился, как положено.
– Еще раз, – сказал человек, – бодрости и радости не слышу в голосе.
…Когда я в шестой раз вошел в кабинет, рядом с ним сидел подтянутый сухопарый человек со стеком. Входя, я услышал, как он говорил:
– Завтра – киносъемка в 20-й школе, ты бы гаденышей приготовил.
"Это, – понял я, – кто-то из воспитателей "отпетых". Я вышел и вошел вновь, улыбаясь во весь рот:
– Дезертир из 725 лаборатории по вашему приказанию явился.
Человек со стеком взглянул на меня..
– Чему вы так обрадовались, молодой человек? За вашу познавательную экскурсию ребра вам, конечно, не сломают, не в холодный цех, чай, поступите, но тумаков… гм… гм… навешают.
– Отвечаю, как велено, – гаркнул я.