Судьба чемпиона

В стене дома, рядом с дверью — сеточка переговорного устройства и кнопка. Нажав её, услышали женский голос: «Кто к нам идёт?» — «Нина Павловна, откройте, это я, Галина». Замок щёлкнул, дверь дрогнула. Загибавшийся углом коридор привел в просторный холл, из которого наверх вели две лестницы. Посредине холла на ярком ковре стояла ещё не старая худенькая женщина — Нина Павловна. Поклонилась Грачёву, но тотчас перевела взгляд на Галю, точно хотела этим сказать: появление в доме нового человека её мало интересует. С Галей говорила вежливо, но суховато, без заискивания подчиненного человека.

— Нина Павловна, голубушка, соорудите чего-нибудь. А вас...— обратилась к Грачёву,— приглашаю вот сюда. Я покажу вам папин кабинет.

Поднялись наверх по левой лестнице. Здесь была площадка и две двери — в левую сторону и правую. Показав на правую, Галя сказала:

— Две мои комнаты. Но вас туда не зову,— вечный беспорядок, другое дело папина сторона.

Раскрыла левую дверь. Тут был просторный кабинет с большим письменным столом посредине, с двумя кожаными диванами, креслами и сплошь уставленный шкафами с книгами. На полу лежал толстый ручной работы ковёр, всё было прибрано, сияло чистотой.

— Садитесь здесь,— показала Галя на кресло у окна.— Я хочу вас видеть.

Сама села на диван.

— В этом доме мы живём вдвоём с папой. Он сейчас на работе.

И минуту спустя:

— Пойдёмте на другую половину.

Правое крыло верхнего этажа примерно так же было устроено, как левое. Только на месте кабинета отца были две комнаты. Во второй стоял письменный стол и тоже много книг.

— Вам нравится эта комната? — спросила Галя.

— Да, здесь очень хорошо.

— А у вас есть своя квартира?

— Нет.

— Где же вы живёте?

— Мир не без добрых людей.

— Если хотите, живите здесь.

Грачёв посмотрел на Галю: серьёзно ли она говорит?

— Зачем вам квартирант? Ведь это обуза.

— Вы-то обуза! Было бы очень хорошо, если бы вы у нас жили. И папа был бы доволен.

Вспыхнула догадка: им нужен работник! Сторож, садовник, слесарь. Как нужен Очкину, Бурлову. Интересно, кто у неё отец? Дипломат, наверное. В Америке жили.

— Вы меня совсем не знаете. Может, я пьяница, дебошир.

— Я вас узнала и сразу поняла. Вы очень хороший человек, вас любят дети, а дети не ошибаются. Вы не пьёте, не курите — я и это заметила. У вас есть и много других достоинств, но только вы их скрываете. А, может, вы себя плохо знаете, а то бы стали зазнаваться.

Разговор казался Грачёву несерьёзным, тон шутливым.

— Да зачем же вам нужен жилец в доме? — спросил он, подстраиваясь под её детски-непосредственный тон.

— Ах, нужны, нужны... Так рассуждают немцы, да ещё американцы — во всём видеть выгоду, здравый смысл. А если мне бывает скучно в этом большом и пустом доме? Если мне грустно и хочется кому-то излить душу? Если мне ночью страшно? Наконец, я люблю общество мужчин. Я могу любить общество мужчин?

— Тогда вам нужно выйти замуж.

— Замуж? Ах, и вы тоже, как папа — замуж, замуж!.. Вы же знаете: мне много лет! Я научилась угадывать в людях слабости. Мне говорят: ты привередлива, а это значит: ты старая дева. Мне подойдёт жених во всём положительный. Мужчины все пьют и курят. Ни того, ни другого не могу выносить. Люблю сильных, уверенных в себе, независимых, а таких нет. Или мне кажется, что их нет.

Снизу донесся голос:

— Идите обедать!

За столом Галя продолжала:

— В Америке культ силы, ловкости и всезнайства. Если на экране женщина — то непременно стройная, длинноногая, а если мужчина — то бицепсы и зверское выражение лица. Потребуется время, чтобы у меня всё это вылетело из головы.

Грачёву чудилось: она его дразнит, она с ним играет. Он боялся, что говоря о сильных, она скажет: как вы, например. И тогда бы он смешался, из него бы выпрыгнула та самая робость, которую она не прощает мужчинам.

Всё время ждал, когда Галя заговорит о Вадиме — хотя бы упомянет его, что-нибудь спросит, но нет, девушка о нём забыла, словно бы он и не существовал.

Решил напомнить о брате, сказал:

— Вадим переводится в Ленинград, вот будет у вас помощник.

Галя при этих словах перестала есть, отодвинула тарелку, задумалась. Потом решительно подняла на Грачёва взгляд, сказала:

— Вам показалось, мы дружны с ним, или он, может быть, что сказал. Он дважды меня провожал, это и всё. На этом кончились наши отношения. Вадим как раз из той породы мужчин, которых я активно не приемлю,— больше того, я таких боюсь.

— Почему? — непроизвольно вырвалось у Грачёва. Он откинулся на спинку стула, с изумлением и некоторой обидой за брата смотрел на девушку.

Отвечать она не торопилась. Снова принялась за еду. И лишь минуту-другую спустя, заговорила:

— Мне ваш братец показался баловнем судьбы, из тех, которым всё валится с неба и они ни за что не борются. И даже будто бы бравируют лёгкими победами, беспечно идут навстречу судьбе. Такие мне не симпатичны.

Неожиданно просто Галина разрешила все вопросы и сомнения Грачёва; он вдруг почувствовал себя свободным и будто бы даже обрадовался развязке.

Больше о Вадиме не заговаривал. А потом и стал прощаться.

— Мне нужно идти. Спасибо за угощение.

Галя не стала его удерживать.