Исам с иронией подумал, что прежде не потерпел бы подобного обращения с собой. Теперь же бывший военачальник был рад и тому, что ему позволено отогреться у пышущего жаром очага, но он не спешил открыть душу благодетельнице.
– Я оплошал, и хозяин выгнал меня. Хотел обречь на вечные унижения и скитания, но я считаю, что он сделал мне подарок, – уклончиво ответил Исам, шепелявя.
– Витиевато объясняешь. И сколько ты бродяжил?
– Месяца два.
– Немного продержался! А почти труп. Утащил что-нибудь? Почему ни руки, ни части языка?
– Почти обокрал – предал.
– Видно, сильно разозлил, коли казнь такая!
– Язык бывшие товарищи пожалели, только немного подрезали.
– Служил, значит? – сразу догадалась женщина. – Вот тебе и наука: не кусай руку, тебя кормящую!
– Я своего ребёнка хотел от его власти уберечь, чтобы не был рабом, как я.
– Глупое благородство. Доля такая у нас. Мы рабы, и дети наши будут рабы. Мне, например, всё равно. И ты не сопротивляйся воле богов. Они каждому своё место справедливо учредили.
– Не очень справедливо, – не мог удержаться Исам.
– Бунтарь, значит? Погляжу я, с тобой хлопот не оберёшься! Иди-ка ты, куда шёл…
– Добрая женщина, – бывший красавец не на шутку встревожился такому резкому повороту, – разреши немного погреться. Не прогоняй. Зол я на долю свою, говорю не думая.
– Не тобой дрова рублены, чтобы греться. Ступай своей дорогой! Есть и пить больше не проси, самим мало.
Из тёмного угла дома, словно вторя жёстким требованиям хозяйки, раздалось угрожающее рычание.
– Оставь меня, может, кому работник нужен будет. А может, я тебе пригожусь? – Исам с опаской косился на приближающегося громадного пса.
– Догадливый. Ну ладно, коли так сильно просишь… Проверю твои способности. Спать пока будешь в хлеву. И без дури! У меня вся деревня – родня, – она махнула рукой в сторону пристройки для животных, прогоняя нового батрака с глаз долой.
Исам поднялся и поплёлся вон из дома:
– Спасибо и на том.
– Будешь плохо работать – кормить буду мало или выгоню, будешь хорошо – сыт и одет.
– И обогрет, – добавил он сквозь зубы, когда удалился на почтенное расстояние.
– Да, и ещё! – крикнула женщина вслед. – Против господ и богов в моём доме не выступай! Не потерплю! Я со всеми в мире живу! Работай усердно, и тебе воздастся за труды. А пока воды натаскай – отмоешься и лохмотья постираешь. Хлеб испеку – позову. Завтра работу дам.
Она скрылась за дверным проёмом и из своего укрытия исподволь наблюдала за своим нечаянным приобретением. Исам был почти счастлив. Только недавно он просил ниспослать ему смерть, а сейчас упал на колени посреди двора и благодарил богов за найденный приют. Бывший изгой обещал больше не возвышать голос против власти небес. Женщина с пониманием пробормотала себе под нос:
– Всё потерял, бедняга, но неплох собой. Поглядим.
Исам переоценил свои возможности, легко обещая справиться с крестьянской работой. Она была ему знакома лишь по поверхностным наблюдениям за жизнью землепашцев в землях Хозяина. Привыкший воевать и повелевать, вознесённый наверх раб теперь обучался мастерству, предназначенному ему по праву рождения. Силы вернулись, и со временем Исам обвыкся со своим новым положением. Красавец приспособился работать даже культяпкой, которая осталась от руки. Наблюдательный по природе, он не сразу, но втянулся в местный уклад жизни. Ему было интересно присматриваться и к частым гостям хозяйки, большинство из которых были мужчинами, проживающими в деревне, и к стыдливо посещающим мать повзрослевшим и покинувшим родное гнездо детям. Слухи о его благодетельнице ходили разные, единственное, что открылось новоиспеченному батраку, – это неутихающая в женщине страсть к жизни. Дети и немногочисленные подруги старались вразумить не желающую остепениться женщину. С подозрением косились они на объявившегося восточного кареглазого красавца.
– Мама, а ты среди своих помощника найти не могла? – укоряли её.
– У вас хватает забот и без меня. Зачем вам мешать? – хозяйка делала вид, что не понимает намёков.
– Столько людей к тебе сваталось.
– Так они же старые! Не успеешь свадьбу сыграть, глядь – и похороны, – отшучивалась она.
– Но и ты не молодица, – мягко наставляли загулявшуюся бабу соседи.
– Зато как хорош! – гордо демонстрировала она Исама, как породистого скакуна или дорогой трофей.