Тека, не мешкая, устремилась вверх по ступеням – к аппаратной, которая располагалась за вторым ярусом. Но я остановилась у низкой стены-разделителя между ареной и первым ярусом и прикрыла глаза. Я слышала напевы толпы, сопровождавшие проникновение клинка Ризека в глубь моей плоти. Выкрики «изменница!», что приветствовали меня, когда я бросила брату вызов.
– Кайра? – Голос Теки вытащил меня из омута воспоминаний и вернул к реальности.
Я раскрыла глаза и обнаружила, что небо помрачнело.
Причина могла быть обыденной, например, облако заслонило солнце, но, когда я закрывала глаза, уже было облачно, и тучи заволакивали небо ровным серым слоем. Запрокинув голову, я увидела гигантский корабль. Он был намного крупнее любого транспортного судна, поплавка и даже шотетских военных кораблей. По размерам он напоминал побывочный корабль, только имел форму идеального шара, которой более походил на тувенский пассажирский поплавок, вроде того, что Сифа приземлила в убежище заговорщиков.
Нижняя часть корабельного корпуса была гладкой и отполированной, будто на нем никогда ранее не летали, в него не влетал космический мусор или астероиды, и он не подвергался сопротивлению плотных атмосфер. По низу судна сверкали маленькие белые огоньки. Они подсвечивали люки, створки, важные точки крепления и док-станции, а также его впечатляющие габариты. Корабль был отирианским. Я была в этом уверена. Ни для кого, кроме отирианцев, не характерна такая тяга к прекрасному и такое тщеславие, чтобы соорудить нечто столь функциональное настолько приятным глазу.
– Кайра. – На этот раз в голосе Теки отчетливо слышался испуг.
Я встретилась глазами с Сифой, которая стояла посреди арены. Айджа предположил время атаки, основываясь на интенсивности света. Что ж, когда это судно нависало над Воа, заслоняя солнце, вполне можно было решить, что наступили сумерки.
Атака случится сейчас.
– Я бы больше не торопилась в аппаратную. – Я поразилась тому, каким отдаленным мне показался собственный голос.
Солдат, что показывали Сифе арену, как ветром сдуло. Словно они могли нагнать столь громадный корабль до того, как произойдет противотоковый взрыв. Хотя, возможно, не было ничего постыдного в том, чтобы погибнуть, не теряя надежды до конца.
Я перегнулась через ограду и аккуратно спрыгнула на утрамбованную землю арены. Я не знала, зачем это делаю. Может, мне не хотелось встретить противотоковый взрыв, возвышаясь над ареной. Мое место было здесь: на грунте, где стояли любители подраться.
А драться я любила.
Но жизнь я любила тоже.
Не могу сказать, что ни разу не задумывалась о смерти как об освобождении. Когда боль достигала пика, когда я потеряла свою настоящую мать… возможно, такие мысли пробегали в моей голове. И я бы не сказала, что жизнь всегда (или даже часто) являлась для меня приятным опытом. Но было ведь и то, что я любила. Открытие и повторное исследование других миров, ощущение тепла сильного тела Акоса, блеск декоративной брони матери…
Я застыла посреди арены, рядом с Сифой и Имой, но не касалась их. Позади послышались легкие шаги Теки.
– Что ж, – произнесла Тека. – Полагаю, могло быть и хуже.
Если бы это не было правдой, я бы рассмеялась. Для Теки, Имы и меня, кто чуть не погиб при более ужасных обстоятельствах, раствориться в противотоковом взрыве было не так уж и страшно.
– Противоток, – пробормотала я себе под нос это странное для меня слово.
Я глянула на Сифу – свою мать. Она впервые выглядела поистине удивленной.
– Не понимаю. Противотоковый взрыв – это свет? – недоумевала я. – Побывочный корабль… он весь ярко светился в момент разрушения. Как противоток может быть ярким?
– Ток предстает как в видимой, так и в невидимой формах, – ответила Сифа. – Он не всегда принимает понятный нам образ.
Я хмуро глянула на ладони, покрытые тенями токодара, которые, словно кольца, снова и снова окутывали растопыренные пальцы.
Доктор, с которым я встречалась в детстве, предположил, что мой токодар развился на основе моей убежденности в том, что я заслуживала боли. И все остальные – тоже. Мою мать, Илиру Ноавек, эта догадка привела в неистовство. «Это не ее вина!» – воскликнула она, прежде чем потащить меня прочь из кабинета.
А Акос, кивнув на броню, что маскировала тогда, как и сейчас, свидетельства моих деяний, спросил: «Сколько тебе сезонов?»
Он не рассматривал мой токодар как что-то, что я заслуживала. И моя мать – тоже. Возможно, были правы они, а не доктор, чьи слова всплывали в моем сознании на протяжении всей жизни. Может, моим токодаром была отнюдь не боль? Может, боль была лишь побочным эффектом?
Если противоток был светом…
А меня мучила тьма…
Может, моим даром был сам Ток?
«Она сама, как маленькая Огра», – сказала огрианская танцовщица, увидев проявления моего токодара.
– Кто-то знает, что означает «Огра» на огрианском? – поинтересовалась я.
– «Живая тьма», – ответила Сифа.
Я слегка усмехнулась и, как только в нижней части корабля, нависшего над нами, приоткрылся небольшой люк, воздела, опоясанные тенями, руки к небу.
Я посылала нити теней все выше, выше и выше.