Судьба

Акос развернулся. Тихоцветов, с помощью яда которых Акос надеялся облегчить себе задачу, ведь они более всех были способны повалить старика с ног, не было! Торчали лишь голые стебли. Они уже отцвели.

Нож все еще напоминал о себе холодком на спине Акоса. Если бы не Вакрез, Акосу была бы крышка.

Лазмет развел руки в стороны, обводя увядающие стебли. Он стоял посреди выложенной камнем тропинки, которую соорудили, чтобы смотрители держались вдали от смертельно опасных соцветий. Листва тихоцветов увядала с наступлением Зоревого часа, когда воздух был самым теплым. Корни же при должном уходе оставались жизнеспособными вечность. Зелень, окружавшая отца Акоса, была увядшей и источала запах гнили. Вскоре она истает полностью – до следующего Цветения. Яда, способного убить Лазмета, не осталось.

– Неудобненько вышло, – не растерялся Акос. – Но у меня есть запасной план.

Он поднял свитер и извлек ток-нож Вакреза.

– Вакрез. Вот теперь я по-настоящему удивлен. Не ожидал, что его сердце столь смягчится в мое отсутствие, – промолвил Лазмет.

Голос старика утратил ту сладковатую интонацию, с которой тот обычно общался с Акосом – будто напевал песенку упрямому дитяти. Сейчас не Лазмет находил Акоса забавным. А изверг, заставлявший людей вырезать собственные глаза.

– Придется наказать его. Но сначала разделаюсь с тобой.

Лазмет неспешно закатал рукава до локтей – поворот за поворотом.

– Скажи-ка, Акос, – забавлялся Лазмет. – Как ты считаешь, что произойдет с тобой? Ты голоден, истощен, но тем не менее замышляешь борьбу с человеком, что способен контролировать движение каждого изита твоего тела. У тебя ведь просто нет шанса выбраться отсюда живым.

– Хорошо, – ответил Акос. – Тогда разделайтесь со мной поскорее, и покончим с этим.

Акос почувствовал, как сжимается его голова, что указывало на попытки Лазмета нащупать слабое место и проникнуть в его черепушку. Но Акос был Панцырником, и «дыр» в его токодаре не было.

Акос направился к Лазмету, давя подошвами зелень. Он понимал, что мешкать нельзя. Пока Лазмет не осознал всю серьезность сложившейся ситуации. Акос совершил резкий рывок вперед.

Его рука столкнулась с бронированным запястьем Лазмета. Акос ахнул от боли, но не отступил. Он вернулся мыслями на арену, только в этот раз до него не долетали насмешки толпы и не было Сузао Кузара, жаждущего его крови. Зубы Лазмета скрежетали во тьме, а в голове слышался поучающий голос Кайры, которая наставляла его думать в бою. Оставить мысли о чести. И выжить.

Акос снова ощутил токодар Лазмета. Теперь череп сдавливало с пущей силой, с обеих сторон.

Они отстранились друг от друга. Оба запястья Лазмета, его грудь и спину защищала броня. Нужно было метить либо низко, либо высоко.

Акос склонился и бросился на отца, намереваясь обхватить его и всадить нож в ногу. Акос почувствовал тепло, растекающееся по затылку, в момент, когда его клинок вонзился в бедро Лазмета. Старик ранил сына.

Акос не обращал внимания на кровь, что стекала по спине, пропитывая свитер, и на пульсирующую боль. Лазмет со стоном ухватился за ногу.

– Как? – прорычал старик.

Акос молчал. Он чувствовал себя совсем зыбким. Недели голодовки делали свое дело. Не все можно вынести под действием адреналина. Спотыкаясь, Акос снова направился к Лазмету. Он использовал как преимущество непредсказуемость действий. Точно как Кайра, когда, страдая от серьезной кровопотери, сражалась на арене с Айджой. В какую сторону Акоса клонило – туда он и шел. И он вцепился в глотку Лазмета.

Лазмет стиснул руку сына и с силой отбросил его в сторону. Боль прожгла плечо Акоса и растеклась по всему телу. Он взревел и выронил ток-нож прямо в гнилую листву. Акос упал и распластался у ног Лазмета.

Слезы ручьями покатились по обеим сторонам его лица. Все планы, ложь, предательство друзей, семьи, страны и… Кайры – все оказалось напрасным.

– Знаешь, ты не первый мой сын, что предпринимает попытку меня убить, – произнес Лазмет.

Лазмет поднял ногу и вжал ботинок в больное плечо Акоса. Даже легкое надавливание заставило бы Акоса завопить снова, но старик давил все сильнее, медленно перенося на ногу вес всего тела. В глазах Акоса потемнело, и, чтобы оставаться в сознании и мыслить, ему приходилось бороться.

Он пожалел, что не поинтересовался у Кайры, каким образом ей удавалось сохранять ясность мышления, находясь постоянно под воздействием боли. Акосу это казалось невозможным. Все, что осталось от него, билось в агонии.

Лазмет склонился, не убирая ноги.

– Ризек тоже весьма удивил меня во время Побывки – нашей святейшей традиции перебирания мусора. Он посмел напасть на меня и заточить в тюрьму, – Лазмет затих, но продолжал шевелить челюстями. – Но я не умер тогда – Ризек был слишком слаб! И не похоже, что я помру сейчас, не правда ли?

Лазмет крутил ступней так, будто давил упрямого жука. Акос снова закричал. По щекам текли слезы. Вдалеке послышался вой – это сирена призывала армию к бою. Но было слишком поздно. Поздно для Акоса, для той служительницы, убитой в коридоре, поздно для храма Гессы.