Суд офицерской чести

– Орёл – это ещё до шрама. Во второй ходке. Я тогда уже в авторитете был. А крест православный надел и с ворами завязал, когда после третьего срока откинулся. Попал в одну передрягу. Меня «беспредельщики» в оборот взяли. При «бровастом» они в силу вошли: ни понятия, ни «законников» ни во что ни ставили. На «стрелке» меня и ещё двух братков пиками встретили. Братков на месте кердыкнули, а меня затащили в подвал рядом с церковью и давай медленно на портянки рвать. Не знаю, сколько бы я промучился, пока со своими корешками свиделся на том свете. Батюшка местный меня отбил – отец Максим. Он бывшим десантником оказался. Трёх «беспредельщиков» вырубил. Меня из подвала забрал. Выходил. А потом и окрестил. Пока я у него отлёживался, разговаривали много, и будто глаза мои открылись: как живу, зачем? Понял, в натуре: сколько ни воруй, а туда ничего не возьмёшь. Голым пришёл, голым и уйдёшь. А ты говоришь, Бога нет!

– Какой же ты верующий, если у тебя что ни слово, то «феня»?

Валера пристально посмотрел на Кравца:

– Не путай Божий дар с яичницей, командир. Вера вот тут, – он выразительно постучал себя по груди, – а за «базар» перед Отцом небесным ответим как-нито…

Кравец недоверчиво покачал горловой:

– А эта… Нонка что?

– Нонка? Что ей сделается? Пока сидел, замуж вышла. За кого бы ты думал? За мента, за того самого, который меня упрятал… Шалава, она и есть шалава!

– А как же заповедь: «Не суди, да не судим будешь»?

Валера не успел ответить. Заворочался и проснулся Мэсел. Сел на нарах и, тупо уставясь на собеседников, спросил:

– Мы уже приехали?

– Ага. Сейчас разгружаться будем, – ответил Кравец и задал Валере ещё один вопрос: – Как же ты работаешь, ведь ворам вроде как работать не положено?

– Верно, западло. Но я же тебе сказал, что завязал. А на работку эту, прямо скажем, непыльную, меня отец Максим пристроил. Он ведь теперь духовник мой.

– Да. Работа у тебя – и впрямь позавидуешь. Опасная только.

– Бог милует пока.

– А выпить у нас есть? – снова подал голос Мэсел. – В горле пересохло…

– Хватит пить, Лёнька! Скоро Сызрань, – попытался приструнить его Кравец.

Но Мэсел настаивал:

– Выпить хочу! Валера, налей…

Валера потянулся к бутылке. Она оказалась пустой. И все остальные тоже.

– Извиняй, служивый. Кончились «патроны».

– Так принеси ещё, – скорчил капризную мину Мэсел. – У тебя же целый вагон…

Валера отрезал:

– Всё, халява закончилась. У меня на «бой» только два процента списывают, а за остальную недостачу мы с Анаром свои кровные выкладываем. Так что хочешь пить, приятель, плати.

– А я и заплачу, – захорохорился Мэсел. Он пошарил по карманам, наскрёб несколько смятых рублей и спросил: – Хватит?

– Смотря на что.

– Хочу купить ящик портвейна, – важно произнёс Мэсел, невзирая на протестующие жесты Кравца.

Валера расхохотался:

– Хэ-хэ! Ты совсем ориентиры потерял! Тут от силы на два пузыря. – Потом добавил уже без смеха: – Лады, служивые. Вижу, что с «бабками» у вас туго. Предлагаю натуральный обмен. Ящик вина на ящик тушенки. А то мы без жратвы остались с напарником. Ну, как?

– Нет. Мы на это не пойдём, – запротестовал Кравец.

– Чего это ты за всех выступаешь? – возмутился Мэсел. – Я, например, от своей доли тушёнки отказываюсь. Я портвейна хочу!

– Тут нет «твоей» и «моей» доли. Продукты выделены на весь караул. – Кравец уступать не собирался. – Помнишь, кто сейчас за начкара? Так вот, я запрещаю обмен. Приедет Шалов, пусть он и разрешает.

Масленников обиженно умолк. Валера развёл руками:

– Как знаешь, командир…

2

До Сызрани доехали к вечеру. Остановок, во время которых можно было бы пополнить запасы спиртного, не случилось, поэтому все протрезвели. В караулке навели порядок: пустые бутылки засунули под нары, убрали остатки пищи со стола, подровняли шинели на вешалке.

Под насмешливым взглядом Валеры побрились и подшили к «пэша» свежие подворотнички.

– Давайте, служивые, старайтесь! Авось в генералы выйдете, – благодушно похохатывал бывший зэк.

– Не до генералов нам, – отмахнулся Кравец, которому Валера, как это ни странно, нравился всё больше. – Нам бы мимо очередного коменданта проскочить…

Не проскочили. Комендант, высоченный старший лейтенант, появился, когда его не ждали. На сызранской сортировке. Да не один, а с Шаловым. Сержант был зол и мрачен. Комендант просто лют.

– Почему посторонний в теплушке? – с порога набросился он на караульных. – Остались без начальника караула, думаете, всё можно?

– Да не посторонний я, – запел свою «песню» Валера. – Из соседнего вагона, соли попросить зашёл…

– Немедленно покиньте караульное помещение! – приказал комендант. – А вы, сержант, – обратился он к Шалову, – давайте постовую ведомость.

Шалов беспрекословно открыл металлический ящик и достал документы. Комендант задал Масленникову и Захарову несколько вопросов по уставу гарнизонной и караульной службы. Они что-то невнятное промямлили в ответ. Старлей уселся за стол и при свете свечей сделал запись в ведомости.