Читаем Суд королевской скамьи полностью

Она прилегла рядом с ним, как порой бывало после прогулок, и ее пальцы расстегнули ему рубашку; она прижалась щекой к его груди, а затем их руки и губы слились в безмолвном разговоре, который вели их тела.

— Я говорила с доктором, — сказала Саманта.— Он сообщил мне, что все будет в порядке. — И ее рука скользнула ему между ног. — Просто лежи. Я сама все сделаю.

Заперев двери, она помогла Эйбу раздеться и сама скинула одежду.

О, спасительная фантастическая тьма! Она так обостряла все чувства — и нежные прикосновения, и неповторимый запах ее мягких волос. Саманта с трудом удержалась от вскрика, когда он вошел в нее.

А потом она плакала и говорила ему, что никогда еще не была так счастлива, а Эйб отвечал, что, в сущности, он может быть куда лучше, но в этих обстоятельствах он рад, что действует хоть какая-то часть его тела. Они стали болтать разные глупости, которые им подсказывала любовь, и в конце концов оба рассмеялись, ибо все это в самом деле стало смешно.

7

У постели Дэвида Шоукросса неожиданно зазвонил телефон. Он чуть не опрокинул лампу, принимая сидячее положение.

— Боже милостивый, — пробормотал он, — три часа ночи.

— Алло!

— Мистер Шоукросс?

— Да, это Шоукросс.

— Говорит сержант Ричардсон иэ отделения военной полиции на участке Мэрилибон-лейн, сэр.

— Ричардсон, сейчас три часа ночи. Перезвоните мне потом.

— Прошу прощения, что беспокою вас, сэр. Мы задержали офицера, парня из авиации, лейтенанта Абрахама... К... Э... Д... И, да, Кэди.

— Эйб в Лондоне?

— Да, сэр. Когда мы задержали его, он был просто не в себе. Вдребезги пьян, если позволите так выразиться,. сэр.

— С ним все в порядке, Ричардсон?

— Как сказать, сэр... У него на мундире прикреплена записка. Могу я прочитать ее?

— Да, конечно же!

— «Меня зовут Абрахам Кэди. Не смущайтесь, если найдете меня пьяным. Мне может угрожать кессонная болезнь, потому что я работал глубоко под землей над секретным проектом, и я должен постепенно проходить декомпрессию. Доставьте мое тело Дэвиду Шоукроссу на Кэмберленд-террас 77». Вы примете его, мистер Шоукросс? Не хотелось бы выдвигать обвинение против этого парня, он только что из госпиталя и все такое.

— Обвинение? За что?

— Видите ли, сэр, когда мы забрали его, он плавал в фонтане на Трафальгарской площади... голым.

— Тащите этого сукина сына ко мне, я приму его.

— Итак, теперь ты решил выступить в роли немецкой подводной лодки? — ехидно осведомился Шоукросс.

Эйб только застонал, одолев еще одну чашку черного, кофе. Наконец англичане научились его делать. Уф!

— И, подняв перископ, ты плавал в нашем величественном фонтане? Нет, в самом деле, Абрахам.

— Шоукросс, потушите вашу чертову сигару. Неужели вы не видите, что я умираю.

— Еще кофе, дорогой? — спросила Лоррейн.

— Господи, хватит. То есть я хочу сказать, спасибо, не надо.

По звонку колокольчика появилась служанка, и Лоррейн помогла ей убрать со стола.

— Ну, я побежала. Очереди просто ужасные, а мне надо накупить продуктов. Завтра из Манчестера возвращаются наши ребята. — Она поцеловала Эйба в щеку. — Буду надеяться, что ты окончательно поправился, дорогой.

Когда она вышла, Дэвид пробурчал:

— Наверно, я люблю своих внучат, как и любой дедушка, но, откровенно говоря, они сущие бесенята. Я написал Пэм и постарался объяснить ей, насколько сейчас опасен Лондон, но, черт меня побери, если она прислушается к моим словам. Но как бы там ни было, я серьезно подумываю, чтобы после войны втянуть Джоффа в дело. Ну-с, а теперь что это там за глупости относительно тебя и той девушки, как ее... Пинхед, Гринбед...

— Линстед. Саманта Линстед.

— Ты влюблен в нее... или что?

— Не знаю. Я никогда не видел ее. Мы занимались с ней любовью, но я никогда не видел — ее и не представляю, какова она.

— В этом нет ничего странного. Все влюбленные в той или иной, мере слепы. Я-то ее видел. Она достаточно привлекательна, особенно на фоне пейзажа. Крепкая девушка.

— Когда мне сняли бинты с глаз, она перестала показываться в госпитале. Она боится, что не понравится мне. Черт побери, в жизни не чувствовал себя в таком жалком положении. Мне захотелось отправиться в их поместье, колотиться в двери и звать ее, но потом я успокоился. А что, если она сущая стерва? А что, если она увидит меня во всей красе и впадет в уныние? Глупо, не правда ли?

— Весьма. Рано или поздно вам придется посмотреть друг на друга. А тем временем ты решил загулять в веселой компании, чтобы забыть Саманту?

— Нет, в Лондоне я ни с кем не встречался,— сказал Эйб. — После первых моих четырех звонков, которые я сделал прошлым вечером, выяснилось, что двое замужем, одна беременна, а на четвертый звонок ответил мужчина.

— Давай посмотрим, что у нас есть, — сказал Шоукросс, запуская пухлые пальцы в карман жилета и извлекая оттуда адресную книжку. Перелистывая ее, он несколько раз удовлетворенно хмыкнул. — Почему бы тебе не встретиться со мной за ленчем в «Мирабель» в два часа? И потом мы с тобой сможем кое-куда отправиться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза