Читаем Суд королевской скамьи полностью

Здесь находился Роберт Хайсмит, скрывающий волнение за раскованностью поведения. А также, конечно, Ричард Смидди, все время покусывающий нижнюю губу. Был судья магистрата мистер Гриффин. Присутствовал неутомимый охотник Натан Гольдмарк. Тут же был Джон Клейтон-Хилл, представлявший Министерство внутренних дел, служащие Скотланд-Ярда и стенографист.

Пришел и Томас Баннистер, К.А.(Королевский Адвокат), «осторожный Том», как его называли.

— Можем начинать, джентльмены, — сказал судья. Все остальные кивнули в знак согласия. Введите доктора Флетчера.

Доктор Флетчер, незаметный человечек, вошел в зал, и ему было предложено занять место напротив судьи в конце стола. Он сообщил стенографисту свое имя и адрес. Судья Гриффин приступил к делу.

— Это слушание носит несколько неформальный характер, так что мы имеем возможность не связывать себя многими правилами, поскольку не предполагается прений сторон. Для сведения— вам могут задавать вопросы мистер Гольдмарк и мистер Клейтон-Хилл. Итак, доктор Флетчер, вы практикующий дипломированный врач? 

— Да, сэр. 

— Где вы практикуете? 

— Я старший врач в тюрьме Его Величества в Уормвуд-Скрабс и старший медицинский советник Министерства внутренних дел.

— Обследовали ли вы человека по имени Эли Янос? 

— Обследовал. Вчера днем.

Судья повернулся к репортерам. 

— Эли Янос, для вашего сведения, — венгр еврейского происхождения, ныне проживающий в Дании. Побуждаемый правительством Польши, мистер Янос добровольно явился в Англию. А теперь, доктор Флетчер, не будете ли вы столь любезны сообщить нам результаты вашего обследования, особенно в том, что касается детородных органов мистера Яноса. 

— Бедняга— евнух, — сказал доктор Флетчер. 

— Я бы предложил это вычеркнуть, — встрепенулся Роберт Хайсмит.— Не считаю возможным употребление такой эмоциональной оценки, как «бедняга».

— Но ведь никак иначе его нельзя назвать, не так ли, Хайсмит? — сказал Баннистер.

— Я предложил бы досточтимому суду сообщить моему досточтимому коллеге, что...

— В этом нет необходимости, джентльмены, — сказал судья, продемонстрировав властность, присущую британской юстиции.— Мистер Баннистер, мистер Хайсмит, собираетесь ли вы прекратить спор? 

— Да, сэр. 

— Прошу прощения, сэр. 

— Прошу вас, продолжайте, доктор Флетчер. 

— Ни в мошонке, ни в паховом канале не было и следа яичек. 

— Наблюдались ли шрамы после операции? 

— Да. С обеих сторон несколько выше пахового канала. Я безошибочно определил их как шрамы, оставшиеся после ампутации яичек.

— Можете ли вы сообщить досточтимому суду, — сказал Баннистер, — сложилось ли у вас мнение относительно характера операции, проведенной на яичках Яноса, — была ли она проведена опытной рукой и нормальным образом?

— Да, чувствовалось, что тут работал опытный хирург.

— Значит, — фыркнул Хайсмит, — нет оснований говорить о злоупотреблении, низком уровне хирургического вмешательства, осложнениях и тому подобных вещах?

— Нет... я бы сказал, что не обнаружил никаких следов, указывающих на это.

Хайсмит, Баннистер и судья задали еще ряд вопросов, касавшихся деталей операции, после чего оставалось только поблагодарить доктора Флетчера и распрощаться с ним. 

— Введите Эли Яноса, — приказал судья. Внешний вид Эли Яноса не оставлял никаких сомнений относительно характера давней операции. Он был толст. Когда он говорил, его высокий голос то и дело ломался. Судья Гриффин лично проводил Яноса до его места. Наступило смущенное молчание. 

— Если хотите, можете курить, джентльмены. Раздался вздох облегчения, зачиркали спички. К высоким сводам потолка поплыл дымок от сигар, сигарет и трубочного табака.

Судья Гриффин просмотрел заявление Яноса. 

— Мистер Янос, я вижу, вы достаточно свободно владеете английским, чтобы не нуждаться в переводчике.

— Достаточно хорошо.

— Если вы чего-либо не поймете, скажите нам, и вопрос будет повторен. Тем не менее я понимаю, что воспоминания явятся для вас тяжелым испытанием. Если напряжение станет для вас слишком велико, пожалуйста, дайте мне знать.

— У меня уже больше не осталось слез, — ответил он.

— Понимаю. Благодарю вас. Первым делом я хотел бы напомнить несколько фактов из вашего заявления. Вы родились в Венгрии в 1920 году. Гестапо нашло вас, когда вы скрывались в Будапеште, и отправило в Ядвигский концентрационный лагерь. До войны вы были скорнякам и в концлагере работали на предприятии, где делали форму для немецкой армии.

— Да, совершенно верно. 

— Весной 1943 года вы были пойманы на краже и предстали перед трибуналом СС. Он счел вас виновным и приговорил к стерилизации. Вас перевели в медицинский комплекс лагеря и разместили в помещении, именовавшемся барак-III. Через четыре дня в бараке-V состоялась операция. Под дулом оружия вас раздели, и затем заключенный-санитар подготовил вас к операции, в ходе которой вас кастрировал польский заключенный-врач, которым, в соответствии в вашим обвинением, был доктор Адам Кельно.

— Да.

— Джентльмены, вы можете задавать вопросы мистеру Яносу.

— Мистер Янос, — сказал Томас Баннистер, — я хотел бы уточнить некоторые детали. Обвинение в краже — в чем оно заключалось?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза