Суд королевской скамьи, зал № 7

Я хочу спать, уютно прижавшись к матери. Как спал раньше, когда был маленький. У нее были большие теплые груди, я зарывался в них лицом и трогал их руками. Она не мешала мне, потому что я был еще маленький. Прибегая к ней, я прятался у нее под юбкой, а она поднимала меня и прижимала к груди.

А он находил меня и отнимал у нее, и тряс меня, и колотил. Я всегда был весь в синяках.

Я должен бежать в город, где он меня никогда не найдет.

На земле лежит снег. Я стою у могилы матери. Он убил ее — все равно что своими собственными руками.

Теперь он уже стар и не может меня бить. И его мерзкий член теперь больше не действует».

— Адам! Адам!

— А? Что?

— Адам!

— Что такое?

— Ты слишком быстро едешь. Почти сто шестьдесят!

— Ах, прости. Я замечтался.

Поликлиника была, как обычно, полна. Ничего страшного: из Оксфорда на несколько дней приехал Терренс Кэмпбелл. Осенью Терри пойдет на практику в больницу Гая. Будет просто замечательно иметь его всегда под рукой. Сегодня мальчик проработал в поликлинике весь день — делал уколы, брал анализы, помогал ставить диагноз. Он прирожденный врач.

Отпустив последних больных, они прошли в кабинет.

— Что ты про это скажешь? — спросил Адам, поднося к лампе рентгеновский снимок. Терри принялся его рассматривать.

— Затемнение. Вот здесь. Туберкулез?

— Я подозреваю рак.

Терри взглянул на конверт с именем больной.

— Бедная женщина, у нее пятеро детей.

— Рак не имеет совести, — сказал доктор Кельно.

— Я знаю, но что станет с детьми? Придется отдать их в приют?

— Я как раз хотел поговорить с тобой на эту тему. Это единственная область медицины, где ты слабоват. Чтобы стать хорошим врачом, надо накопить такой запас интеллектуальных сил, чтобы сохранять бесстрастие даже при виде мертвого друга. Врач, у которого больные вызывают эмоциональный отклик, долго не продержится.

Терри кивнул головой в знак того, что понял, но не сводил глаз со снимка.

— Хотя, с другой стороны, это, может быть, и не рак, а если и рак, то не смертельный. Но я хотел тебе еще кое-что показать.

Он открыл ящик стола и протянул Терри какую-то бумагу официального вида с приколотым к ней чеком на девятьсот фунтов.

— Что это?

— Извинение от типографии, которое будет зачитано на заседании суда. Больше того, адвокат Шоукросса вел с Ричардом Смидди переговоры о мирном соглашении. Насколько я понимаю, Кейди побывал в Лондоне и довольно поспешно уехал.

— Слава Богу, скоро все это кончится, — сказал Терри.

— Я рад, что вы помогли мне этого добиться. Ты и Стефан. Я не дам Кейди уйти. Я затаскаю его по судам во всех странах, где вышла его грязная книжонка. Особенно в Америке — они дорого за это заплатят.

— Доктор, — тихо сказал Терри, — когда вы взялись за это дело, у вас была благородная цель. А теперь это похоже скорее на жажду мести.

— Допустим, ну и что?

— Жаждать мести ради мести — это само по себе зло.

— Можешь не цитировать мне своих оксфордских философов. Как по-твоему, чего заслуживает этот Кейди?

— Если он признает свою ошибку, вы должны будете проявить милосердие. А не стараться его затравить.

— Ровно столько же милосердия, сколько проявляли ко мне в «Ядвиге». И в Брикстонской тюрьме. И травить его я буду точно так же, как травили меня. Не больше и не меньше. Есть ведь и такой закон — око за око.

— Но как вы не понимаете — ведь если вы становитесь на такую позицию, вы ведете себя, как… ну, как нацисты.

— А я думал, ты обрадуешься, — сказал Адам, закрывая ящик стола.

— Я рад, но только не унижайте себя местью. И Стефан, я думаю, тоже не хотел бы этого.

Сэр Роберт Хайсмит один за другим обрезал побеги роз, оставляя только самые сильные, которые расцветут еще этим летом. Он очень любил хозяйничать в своем саду.

— Дорогой, чай готов, — послышался голос его жены Синтии.

Он стянул перчатки и направился в сторону оранжереи своего маленького поместья, которая двумя столетиями раньше была сторожкой у ворот королевского парка.

— Розы в этом году будут хороши, — сказал он.

— Роберт, чем ты так озабочен весь этот выходной? — спросила Синтия.

— Делом Кельно. Там происходит что-то непонятное.

— Ах, вот что? Я думала, уже почти все решено.

— И я так думал. Но старик Шоукросс, который, казалось, вот-вот согласится принести извинения, вдруг сделал разворот на сто восемьдесят градусов. Этот тип Кейди побывал в Лондоне и решил принять бой. И Шоукросс тоже. А самое удивительное — то, что дело взялся вести Том Баннистер.

— Том? Разве это для него не рискованно?

— Рискованно.