Суд королевской скамьи, зал № 7

— Да. Тут пришла доктор Пармантье, и слава Богу, что она там оказалась и могла помочь. Мы не могли справиться с тяжелыми кровотечениями и были почти беспомощны. У нас не хватало даже воды, чтобы давать им пить. Доктор Тесслар просил доктора Кельно прийти, но безуспешно. Они лежали, истекая кровью и крича, на деревянных нарах с соломенными матрацами. В отгороженном конце барака люди, сошедшие с ума после экспериментов Фленсберга, начали буйствовать. Я поняла, что не могу остановить кровотечение у Тины Блан-Эмбер, и мы вынесли ее в коридор, подальше от других. В два часа ночи она была уже мертва. Мы бились всю ночь. Каким-то чудом нам втроем удалось спасти жизнь остальным. На рассвете пришли немцы, чтобы забрать Тину и того человека. Эгон Соботник выписал свидетельства о смерти, которые мы подписали. А потом я слышала, что ему было приказано изменить причину смерти и написать «тиф».

На балконе раздались рыдания, и какая-то женщина выбежала из зала.

Баннистер заговорил так тихо, что его не было слышно, и ему пришлось повторить вопрос:

— Доктор Кельно хоть раз приходил проведать этих пациентов?

— Он несколько раз подходил к дверям барака. И один раз заглянул внутрь.

— Мог ли он при этом заметить, что они в хорошем настроении?

— Вы что, шутите?

— Уверяю вас, что нет.

— Они еще несколько месяцев были в тяжелом состоянии. Я была вынуждена отправить сестер Кардозо обратно на завод, хотя и знала, что Эмма долго не протянет. Хуже всех было Симе Галеви, и я оставила ее своей помощницей, чтобы она не попала в газовую камеру.

— У вас есть какие-нибудь сомнения относительно того, кто делал эти операции?

— Я протестую, милорд, — произнес Хайсмит без особого энтузиазма.

— Протест принят. Свидетельница не должна отвечать на этот вопрос.

Она молчала. Но взгляд ее, устремленный на Адама Кельно, был достаточным ответом.

29

Машина, где сидели Линка и Арони, неслась вдоль австрийской границы среди холмистых полей Моравии. Арони, который спал сидя, то и дело роняя голову и рывком снова поднимая ее, внезапно проснулся, словно где-то внутри у него зазвонил будильник.

— Я не совсем понимаю, как тебе удалось добиться такой помощи от Браника, — сказал Линка.

Арони зевнул и закурил сигарету.

— Просто мы с ним говорим на одном языке. На языке концлагеря. Браника в Освенциме чуть не повесили за участие в подполье.

Линка пожал плечами. Он так и не мог это понять.

Они въехали в Брно — гордость чешской промышленности, один из крупнейших в мире центров тяжелой индустрии с громадным ярмарочным центром, занимавшим сотни гектаров и привлекавшим каждый год по миллиону покупателей и гостей со всего света.

Отель «Интернациональ», где они остановились, представлял собой ультрасовременное здание из стекла и бетона, с которым не могли идти ни в какое сравнение неуютные, убогие гостиницы остальных коммунистических стран Восточной Европы.

Их ждала записка: «Густаву Тукле звонили из Праги общие друзья и велели оказать вам содействие. Он ждет Арони в десять часов. Браник»,

Густав Тукла оказался элегантно одетым человеком лет под шестьдесят, с изысканными манерами, но суровым лицом и грубыми руками профессионала-инженера. Его кабинет, из которого открывался вид на громадный заводской двор, тоже отличался чисто западной роскошью. Тукла уселся напротив гостей за низкий столик, заваленный проспектами завода. Секретарша в мини-юбке принесла им крепкого кофе. Когда она, нагнувшись, расставляла чашки, Арони ухмыльнулся.

— Скажите-ка мне, — начал Арони, — кто именно звонил вам из Праги?

— Товарищ Яначек, председатель парткома Комитета по тяжелой промышленности. Он мой прямой начальник, если не считать здешних генеральных директоров.

— Товарищ Яначек сказал вам, по какому делу я приехал в Чехословакию?

— Он сказал только, что вы очень важная персона из Израиля и что я должен во всем идти вам навстречу.

— Хорошо. Значит, мы можем сразу приниматься за дело.

— Честно говоря, — сказал Тукла, — я рад, что мы будем налаживать связи с Израилем. Публично этого никто не говорит, но здесь многие восхищаются вашей страной.

— И нам нравятся чехи. Особенно их оружие, когда удается его заполучить.

— Масарик — слава Богу, теперь можно произносить это имя — был другом евреев. Так что, вас интересуют наши турбины?

— Нет, меня интересует один человек, который работает на вашем заводе.

— Он нужен вам в качестве консультанта?

— Можно сказать и так.

— И кто это?

— Эгон Соботник.

— Соботник? А кто это такой?

— Если вы засучите левый рукав и покажете мне свой лагерный номер, мы, наверное, сможем больше не тратить времени впустую.

Только теперь Арони сообщил, кто он такой. Густав Тукла, только что являвший собой образец самоуверенного руководителя, сидел в полной растерянности. Все произошло слишком быстро. Только сегодня утром ему звонил Яначек. Ясно было, что у этого Арони большие связи в верхах.

— Кто вам сказал? Наверное, Лена?

— У нее не было выбора. Мы поймали ее на лжи. Она сделала это ради вашего же блага.

Тукла вскочил с дивана и принялся расхаживать по комнате, что-то бормоча. Он был весь в поту.