Суд и государство

1.3. Функция судить: по какому праву?

Если обосновывать существование судебной власти правом тяжущихся на справедливое судебное разбирательство и возможностью пользоваться правами, которые за ними признаются, именно беспристрастность является тем признаком, который легитимирует функцию судьи. Судья является тем самым беспристрастным третьим лицом между сторонами, между политической властью и частными или юридическими лицами, в обязанности которого входит разрешение их спора. Тяжущийся имеет право на судью, чья беспристрастность не вызывает у него сомнения. Независимость судей и судов – это не привилегия, предоставляемая в их собственных интересах, она гарантирована им в интересах тяжущихся и необходима для поддержания веры общества в беспристрастность отправления правосудия[59]. Если беспристрастность предполагает независимость, то обратное утверждение необязательно истинно. Действительно, зависимый от политической власти судья будет или во всяком случае может быть заподозрен в пристрастности, при любых обстоятельствах он уже не является тем «беспристрастным третьим лицом». Напротив, судья, независимый от политической власти, может и не быть беспристрастным или не казаться таковым, если он связан политической, религиозной, философской, общественной ангажированностью, зависит от разнообразных интересов и т. п. Конституционный совет Франции различает в этом смысле в решении № 2014-704 DC независимость и беспристрастность, привязывая эти два требования к ст. 16 Декларации прав человека и гражданина 1789 г.: как представляется в такой ситуации, если предположить, что именно беспристрастность лежит в основании легитимности судьи, то независимость судьи является лишь инструментом для реализации данного требования.

Указанная беспристрастность составляет функциональную легитимность судьи. Его институциональная легитимность находится в конституции.

С этой точки зрения логика разделения властей не имеет своей целью столкновение автономных государственных органов, она лишь стремится к ограничению власти – той власти, которая является одновременно умеренной и эффективной.

В таком случае необходимо понять, как перенести эту логику на отношения между политической властью и властью судебной.

Попытка разместить суд фактически вне корпуса властей, установленных конституцией, конструируя его в виде своего рода навеса над этими властями в качестве некоего хранителя естественного права на обеспечение фундаментальных прав, не отвечает данной потребности. В демократии не существует иных властей, кроме тех, которые установлены конституцией, не существует иных рамок для деятельности этих властей, кроме полномочий, которые закреплены в ее тексте, и границ, которые она определяет. Правосудие – это не альтернативная власть («контрвласть»), а конституционно-правовой институт, разновидность государственной власти, не сводимая только к административной службе, в обязанности которой входит применение закона во имя соблюдения требований, которым она подчиняется. Суд – это орган или, если угодно, власть, которая исполняет одну из функций государства во имя служения обществу.

1.4. Суд: орган или власть?

Правосудие поддерживает тесные отношения с суверенитетом. Как это объяснял Луазо в конце XVI в., суверенное правосудие неотделимо от королевской власти. Оно отделится от нее, когда суды сами захотят стать суверенными.

Если суверенитет является основой власти, то как вчера, так и сегодня мы видим привязку правосудия, причем скорее теоретическую, нежели реальную, к этой легитимности, будь она монархической или демократической, когда суды опираются в некотором роде на самолегитимацию, основанную в большей мере на функциях, которые они осуществляют, чем на источнике их власти.

Однако разделение властей отсылает скорее к осуществлению функций, чем к основам власти. Тем самым с функциональной точки зрения, разделение властей фактически основывается в конкретной плоскости на желании разделить власть, чтобы ее ослабить. Такого рода поиск методов торможения властных полномочий отсылает к либеральной концепции власти. Инструментом реализации данного равновесия является умеренное правление, которое предлагал Монтескье[60].

При такой архитектуре построения власти под сомнение ставятся и место правосудия, и сама возможность существования понятия судебной власти. Отсюда традиционное во Франции недоверие по отношению к судьям. Великая французская революция 1789 г. в той же мере была направлена против парламентов (как назывались судебные инстанции того времени) старого режима, которые, в частности, тормозили все попытки реформировать монархию, что и против самого короля.