Суд герцога

И Франческо не оставалось ничего другого, как смириться с довольно-таки банальной мыслью: никто ему не поможет, кроме себя самого.

Хотелось бы, конечно, воспользоваться услугами наемного убийцы, но последних оставалось все меньше и меньше во владениях Борджа. При этом едва ли кто из них под пыткой не выдал бы имя своего работодателя. А пример того, к чему это приводит, еще стоял у Франческо перед глазами. Не прошло и двух недель, как его близкий друг нанял такого вот головореза, чтобы свести счеты со своим врагом. Головореза выследили, схватили, вызнали у него фамилию приятеля Франческо. Которого и повесили, несмотря на знатность рода, рядом с бандитом. И Франческо никак не устраивала подобная участь, несмотря на все нетерпение кредиторов.

Но вот в голове его сверкнула светлая мысль: избавиться от Шипионе, во всяком случае, развести его и Беатрис, без кровопролития. А для этого следует пробудить в дяде, старом графе Омодее, чувство отцовской ответственности за дочь.

На следующий день он отправился к графу и нашел его в библиотеке, среди сокровищ разума, которые значили для него больше чести дочери, семьи да и всего остального. Седоволосый граф встретил Франческо холодно: он читал «De Rerum Natura»1 Лукреция, книгу, только что выпущенную печатной фабрикой, построенной в Фано под патронажем Чезаре Борджа. Естественно, появление племянника его не обрадовало. Он вообще не любил этого щеголя и мота, а когда Франческо начал учить старого графа, как присматривать за дочерью, тот просто рассвирепел.

– Я пришел, чтобы поговорить с вами о Байс, – напористо начал Франческо.

Граф сдвинул роговые очки на лоб, заложил пальцем страницу, которую читал, и посмотрел на племянника.

– О Байс? А какое тебе до нее дело?

– Во-первых, я ваш племянник, во-вторых, – Омодей, так что мне небезразлична семейная честь.

Брови графа сошлись у переносицы.

– И кто назначил тебя хранителем семейной чести? – не без ехидства поинтересовался он.

– Мать-природа, мой господин, – последовал решительный ответ, – когда я появился на свет в роду Омодеев.

– Ах, природа, – покивал граф. – А я-то подумал, что твои кредиторы.

Франческо даже покраснел. Он не ожидал, что граф, столь увлеченный книгами, в курсе его дел.

– Так что ты хотел мне сказать? – продолжил старик.

– Байс слишком вольно трактует свободу, которую вы даровали ей. Ей недостает скромности, которую мы ценим в наших девушках. Ее имя… ее честное имя в опасности. Один из солдат Чезаре Борджа…

– Ты имеешь в виду Бальдассаре Шипионе, не так ли? – прервал его граф.

От изумления у Франческо отвисла челюсть.

– Вы… вы знаете?

– Еще бы. Ты опоздал на час.

– На час? Куда? – Франческо отказывался что-либо понимать.

– Со своими предупреждениями о Байс и капитане. Они обручены.

– Обручены?

– Вот именно, – граф явно наслаждался недоумением племянника, к которому, как уже указывалось выше, не питал добрых чувств. – Час назад ее капитан приходил ко мне по этому самому делу. Отличный парень, Чекко, да еще и образованный. Он и принес мне эту книгу Лукреция. Удивительное произведение. Сколь убедительно доказывает Лукреций, что в природе все взаимосвязано. Надо бы тебе почитать эту книгу, раз ты относишься к природе с таким пиететом.

Франческо охватила ярость.

– И вы продали дочь в обмен на эту паршивую книжонку? – воскликнул он.

– Дурак ты, Франческо, – вздохнул граф. – Шипионе женится на Байс. А мне тебе сказать больше нечего.

– Но у меня есть!

– Так пойди куда-нибудь еще, там и выговорись, черт бы тебя побрал! Ты прервал меня на самом интересном месте. Пойди к своим кредиторам. Они с удовольствием выслушают тебя.

Но Франческо не сдвинулся с места.

– Да что вы знаете об этом Шипионе?

Старший Омодей обреченно вздохнул, чувствуя, что отделаться от племянника ему не удастся.

– А что я знаю о любом другом человеке? Он не только отличный солдат, но и обладает глубокими научными знаниями, а такое сочетание в наши дни ой как редко и характеризует его с самой лучшей стороны. Кроме того, он любит Байс, а Байс любит его. Так дай им Бог счастья.

– Ха! – в смехе Франческо не слышалось веселья. – Ха! Но кто он? Откуда? Из какой семьи?

Последний вопрос сорвался с губ Франческо разве что от отчаяния. Еще не договорив, он понял, что проиграл. Упоминание о семье редко задевало какие-то струны в душе чинквичентолиста . Семья, игрушка, еще привлекавшая своей новизной остальную Европу, в шестнадцатом веке перестала существовать для просвещенного итальянца, который теперь судил о людях лишь по личным достоинствам.

А если вспомнить, что Франческо оторвал графа от Лукреция, нет нужды удивляться, что последний лишь пренебрежительно фыркнул.

– Если б ты читал Лукреция, Франческо, то куда меньше думал бы о семье.

– Я не читал Лукреция, как, впрочем, и весь мир не открывал его книг, но…

– Если б ты читал Лукреция, то меньше бы думал и о мире.

– Но я его не читал! – взорвался Франческо.

– А если бы прочел, понял бы, что с ним мне общаться куда интереснее, чем с тобой. Так что иди с миром, Франческо, и не мешай мне насладиться мудростью древних.