Суд

Минхотеп имеет в виду Суд над мертвыми. Фараон не мог быть погребен, пока весь народ не произнесет над ним Суд. При жизни фараон считался непогрешимым, слова его были законом, но тем страшнее отзывался Суд, ибо речь шла о самом важном для египтянина — о почетном погребении. Если на Суде хоть один человек справедливо указывал на какую-то неискупленную, вину умершего, в почетном погребении отказывали. Гроб вставляли в нишу в стене в жилом покое — напоминание для детей и внуков. Было только одно средство избавиться от трупа: письменное отпущение от того, чей голос был против погребения. Подобный Суд производился над каждым умершим, но для частных лиц имел гораздо меньшее значение: ведь их можно было наказывать и при жизни.

Минхотеп никогда не рассказывал ученикам о днях своей молодости. Хатор и Сетеб были слишком юны и слишком чтили власть, чтобы понять его. Хатор умен и сам когда-нибудь придет к тем же мыслям, что и учитель, поймет лживость канонов «Книги Меонг». Хотя «Книга Меонг» священна и нарушение ее канонов считается святотатством. Но Сетеб… Неглуп, расторопен, однако нет в нем того, что Минхотеп называл «душой души», нет искры, которая делает человека творцом. «Книга Меонг» — его идеал именно потому, что показывает удобную дорогу в жизни.

Мужество сойти с этой дороги дано немногим, Минхотеп свернул с нее, прошел через муки и изгнание, но не жалел об этом. Он пристально вглядывался в лица учеников, нередко верил им, чаще — сомневался…

Когда полуденная жара стала невыносимой, Сетеб отыскал небольшую пещеру. В ней была тень, и камни еще не успели прогреться. Минхотеп сел, прислонился к шершавой стене.

Тихий насмешливый голос, прозвучавший из темноты пещеры, заставил юношей, присевших рядом с учителем, вскочить на ноги.

— Людям становится тесно в этом мире?

Из темноты выступила низенькая фигура старика в изорванном хитоне. Отстранив Хатора, преградившего ему путь, отшельник склонился над Минхотепом и, ощупав его изрезанный морщинами лоб, сказал:

— Твой дух намного крепче тела. Лучшее средство против усталости — глоток вина Эрп-Ен-Тапе. Оно охлаждает кровь.

— У нас нет ничего, кроме воды, — пробормотал Сетеб.

— Что же заставило тебя идти через горы? — спросил отшельник, обращаясь к Минхотепу.

— Возмездие, — ответил скульптор.

Хатор вздрогнул. Так вот какова цель встречи с ним: нс поклонение и не любовь, но месть?! — подумал юноша, и ему стал понятен смысл слов, произнесенных учителем в ту роковую ночь, когда посланец фараона примчался в Каграт: «Я должен исполнить обычай предков…»

Спокойный голос отшельника прервал мысли Хатора:

— Кто он? В чем его вина перед тобой?

— Вина передо мной?.. Вина не заставила бы меня пуститься в далекий путь, — ответил Минхотеп. — В тысячу раз хуже незаслуженная награда, которая ожидает его.

— Награда? — повторил отшельник и презрительно перечислил: — Почет, слава, женщины, власть, деньги…

— Бессмертие, — Минхотеп посмотрел на высокий свод пещеры. — Для всех, кто придет после нас, он будет олицетворением справедливости…

— Я догадываюсь, кто он, — сказал отшельник. — Неужели ты думаешь, что правду можно скрыть во мраке времен?

— Ах, старик, разве ты не знаешь слов, начертанных в храме Озириса на острове Филэ?! — воскликнул скульптор. — «Минует все быстротечное, и рухнет владычество Кемта, погаснут жертвенные огни, исчезнут храмы, и останутся от нас только басни и более ничего». Послушай же одну из этих басен, я все равно хотел рассказать ее ученикам…

Много лет назад, когда я был молод и учился искусству у мудрого Раоми, Кемтом правил великий фараон Хуфу. Царь царей был в то время уже глубоким стариком и часто глядел в сторону города мертвых, где возвышалась его пирамида. Во всем Кемте не было человека, почитаемого больше, чем мой учитель, создатель этого каменного исполина.

Мы с учителем жили во дворце фараона в специально отведенных покоях, потому что Царь царей мог в любую минуту призвать к себе своего скульптора и строителя.

Ты, старик, возможно, помнишь дни, когда в Меннефер с победой вернулся полководец Ипу и привел семнадцать тысяч пленных нубийцев. Среди них были знатнейшие люди побежденной страны. Ипу захватил главный город Нубии и сжег его дотла.

Большинство пленников были посланы на каменоломни в Турру, где добывался камень для усыпальниц и храмов. Пятьдесят рабов отобрал себе верховный сановник Фалех. Сын убитого чужеземного царя чистил горшки на кухне, а дочь нубийского казначея верховный сановник сделал своей наложницей.

Пленного царевича звали Ахром. Ему было двадцать лет, немногим меньше, чем мне. Вряд ли я обратил бы внимание на этого раба, но учитель как-то указал мне на него со словами:

— Видишь этого юношу? Какое сильное у него лицо! Став царем, он превзошел бы всех жестокостью и коварством. Он и здесь опасен, потому что отлично разбирается в интригах. Раоми помолчал и добавил:

— Я хочу, чтобы ты вылепил скульптуру этого человека. Я опешил — мне, создававшему царские статуи, делать скульптуру раба? — и хотел возразить, но учитель крепко сжал мне запястье и оказал: