Суббота в Лиссабоне (рассказы)

Был у нас в местечке раввин, реб Ареле его звали. Приехал к нам из большого города. В канун Великой Субботы перед Пасхой он в синагоге читал проповедь. И о чем же? Про Яшу-трубочиста он говорил. Вот так. Неверующие, сказал он, отрицают, что Моисей [25]был пророком. Они думают, что все в мире должно подчиняться разуму. И откуда Яше знать, что бубличница Ите-Хая уронила венчальное кольцо в колодец? Уж если Яша-трубочист может необъяснимым образом знать, куда девалась пропажа, как можно сомневаться, что святые цадики наделены необычайной, сверхъестественной силой? Водилось у нас несколько безбожников в местечке, но тут уж и им нечего было сказать.

Со временем про Яшу узнали и в Варшаве. Газеты о нем писали. Из Варшавы прислали еще комиссию. Городской голова выслал глашатая, чтобы тот ходил по дворам и громко объявлял: все дворы подмести, все дома срочно привести в порядок. Базарную подмели так, что там не осталось ни пылинки, ни былинки. После праздников Кущей начались дожди. В местечке была только одна улица, мощенная булыжником, — та, на которой костел. Чурбачки, доски, бревна положили везде, где надо пробираться через грязь, — чтобы начальство из Варшавы не завязло. Гитель, хозяйка постоялого двора, приготовила новые тюфяки, запаслась чистым постельным бельем. Все местечко бурлило, прямо ходуном ходило. Должно быть, один Яша не волновался. Ходил себе по местечку да трубы чистил. Даже, наверно, не понимал смысла происходящего — совсем не боялся этих чиновников из Варшавы.

А теперь послушайте-ка: за день до приезда комиссии прошел сильный снегопад, а потом сразу мороз ударил. У Хаима-пекаря что-то с дымоходом было не в порядке: из трубы так и летели искры и даже языки пламени появлялись наверху. Хаим боялся, как бы пожар не вспыхнул, и послал за Яшей-трубочистом. Яша пришел с метлой и прочистил дымоход. В пекарне ведь печь часами топится, и в дымоходе, а также около трубы, скопилось много сажи. Ятя стал спускаться, поскользнулся и упал. Снова ударился головой, но не так сильно, как в прошлый раз. Поднялся и домой пошел.

Так вот, дружочек, что я тебе скажу, да и все остальные слушайте: на следующий день приехала комиссия, стали Ялту спрашивать про то да про это. А он уж ничего не знает.

Первый раз что-то открылось в нем, а на второй закрылось. Господа эти спрашивают: сколько денег в кармане? Что кто вчера делал? Что кто ел неделю назад? Но Яша только ухмыляется с самым дурацким видом и повторяет: «Не знаю».

Эти паны из Варшавы разозлились ужасно. Ругали и начальника полиции, и нового доктора… Бранились на чем свет стоит. Для чего они проделали такой долгий путь? Зачем тащились в дальнюю даль? Чтобы посмотреть на этого простофилю? Дубина неотесанная, больше ничего, этот ваш трубочист.

Начальство наше клялось-божилось, что еще день-другой назад Яша знал все-все, но гости из Варшавы и слушать ничего не хотели. Им объясняли, что Яша упал с крыши и снова ударился головой. Но вы же знаете, каковы люди: верят только собственным глазам. Начальник полиции самолично пришел к Яше и стал тузить его кулаками. Прямо по голове бил. Может, хотел обратно вернуть утерянное. Но раз дверца в мозгах закрылась, то уж закрылась. Ничего не поделаешь.

Комиссия вернулась в Варшаву и отрицала всю историю от начала до конца. Еще год-другой Яша чистил трубы в нашем местечке. Потом разразилась эпидемия, и он умер.

В мозгу человеческом разные есть дверцы, много всего-всего. Бывает, головой ударился — и что-то в мозгах нарушилось. И все это с душой, с душей связано. Без души голова не умнее, чем ноги.

МЕЧТА БАРОНА ГИРНХА

Что это было? Будто долгий-долгий сон: морем в Аргентину — целых восемнадцать дней неторопливого существования, неожиданные встречи с соотечественниками. В Буэнос-Айресе и Монтевидео, мое выступление в театре «Солей», и затем — поездка на машине в Энтре Риос. Там у меня была назначена лекция. Вместе со мной ехала еврейская поэтесса. Звали ее Соня Лопата. Она собиралась там читать стихи. Была суббота — теплый весенний день. Мы проезжали маленькие сонные городки, купающиеся в лучах солнца. Дорога все тянулась и тянулась — узкая дорога среди распаханных полей и пастбищ, где паслись огромные стада овец. Овцы щипали травку, и незаметно было никакого присмотра за ними. Всю дорогу Соня болтала с шофером по-испански — на языке, которого я не понимал. И одновременно Соня то сжимала мою руку, то притягивала к себе, то похлопывала по ладони. Раз даже вонзила ноготь в ладонь. Меня одолевали забытые отпущения: ясное небо без единого облачка, широкий горизонт, полуденный зной, аромат апельсиновых деревьев, доносившийся неизвестно откуда. Так иногда бывало и раньше, в прежней моей жизни.