Суббота навсегда

— Взгляните, святые отцы, — продолжал председатель, — глаза ее сухи. Это мнимое покаяние.

И капюшоны мерно задвигались: «Мнимое, мнимое».

— Скажи, мерзкая, ты признаешь, что научила обвиняемого вызывать беса, который принимал бы облик дитяти, проникал бы в дома и душил бы тех, на кого вы ему указывали? Отвечай! Не так ли была вами задушена служанка по имени Аргуэльо?

— Косая астурийка? Мной задушена? Да это она сама себя задушила, йо-хо… (Поет.) Косая астурийка — ла-ла-ла… — ты миленького никому не выдашь, ты с бантиком на шее — ла-ла-ла… — красотка стережет твой длинный язычок…

— Что? Тобой задушена?

— Ла-ла-ла… (Поет.) Дедка старенький-престаренький сидит на берегу, писка длинная-предлинная опущена в воду.

— Отвечай, тобою задушена?

— Мной, мной. Шейте мне санбенито, шейте, м…звоны Царя Небесного! (Поет.) Словно свечи Божии, мы с тобою затеплимся…

— Господи, прости нам прегрешения наши, помилуй и спаси, — хором крестятся. — Лиходейка! Упорствующая в тяжком своем грехе! Мы, судья и заседатели, принимая во внимание твою приверженность дьяволу, объявляем и постановляем, что ты должна быть сегодня же пытаема каленым железом. Приговор произнесен.

* * *

Повернулась ручка, но не зловеще, медленно, как под взглядом Аргуэльо, исполненным ужаса, — отнюдь, судейскому, входившему к доне Марии, не надо было таиться.

— Что, были компликации? — спросил маленький человечек у рослого стражника. Один против другого они были как мышь против горы.

— Не имелось, ваша милость. Пели-с.

— Это все узницы поют, это ничего.

Неподвижно сидевшую в кресле дону Марию перерезало, как лазером, тончайшей нитью света, покуда дверь к ней в продолжение этого диалога оставалась лишь на волосок приотворенной.

— Вашей светлости угодно беречь свечи? — вместо приветствия съязвил дончик Хуанчик… и, пожалуй, вот что: конспирация конспирацией, а покрасоваться, хоть перед кем, хоть перед простым рубакой-парнем с алебардой, хотелось. Низок был дончик Хуанчик не только ростом, мелок — не только костью, но иначе б и не дослужился сын волопаса из Хуэски до шляпы со скатанными полями.

При его появлении дона Мария, до того сидевшая неподвижно, без света, точно слепая, кинулась к нему с пеньем.

Дона Мария

Хуанчик, милый Дончик, заждалась я.
Скажи же, Хуанито, новостей,
Чтоб повлиять на наши планы, нету?

Дончик Хуанчик

Нет.

Дона Мария

Так и знала.

(Возвращается на прежнее место?)

                 Что же, исполненьем
Ты сдобрил обещание свое,
Как сдабривает черствый хлеб мечтою
О сэкономленном гроше скупец?

Дончик Хуанчик

Красиво ж ты поешь, моя Марыня.
Здесь все, что обещал. Дамасской стали
Клинок — как нож горячий в масло
Войдет он под ребро отца Констансы,
Иль как ее? Горняшка, должен я
Признаться, молодцом. Единым махом
Двух побивахом. Хворый дон Алонсо
И твой покойник без пяти минут
С супружеством к ней лезут и с отцовством
И в разделенье чувств отлично ладят
Между собой. Не хуже португальцев
И нас — после дележки волн морских.[18]

Дона Мария

Ну, вижу, коли и не шлюшка эта
Тебя пленила, то моя шкатулка —
Уж точно. Не подзуживай меня.
Я это не люблю. Своим страстям
Сама я госпожа. Тебе понятно?

Дончик Хуанчик

Ну что ты, Мань. А то не знаю я,
Что ты упрямством с литвачкой сравнишься.
Лишь звезды могут управлять тобой.
Из смертных же — один, который скоро
Докажет на костре, сколь смертен он.

Дона Мария

Молчи… Нет, ты мне снишься!..

Дончик Хуанчик

(В сторону.)

                                             Кто из нас
Чей сон — еще неясно. Буду сниться
Я после пробужденья твоего,
Надеюсь, еще многим.

(Вслух.)