Стыд

Она смотрела на улицу через балконную дверь. Незнакомая женщина раскачивала качели, А ребенок ей знаком. Девочка, с которой часто гуляет отец и редко мать, у той какие-то проблемы со здоровьем. Не о них ли рассказывала Эллинор? Мужчина, погибший в автокатастрофе. Она перевела взгляд на окно, в котором обычно показывалась мать, но там никого не было.

Прошла неделя с тех пор, как ожило все, чего раньше не существовало. Ванья. И Эллинор. Семь дней Май-Бритт старалась делать вид, что ее нет. Она приходила и уходила Май-Бритт молчала. Эллинор выполняла свои обязанности — Май-Бритт притворялась, что в квартире никого нет. Но ей хотелось узнать. С каждым днем вопросов становилось все больше и больше, и в конце концов неизвестность стала невыносимой. Ею овладел страх — и от Ваньи, и от Эллинор исходила слишком сильная угроза. Откуда они знают друг друга? Почему они вдруг набросились на нее одновременно? Она должна понять их цели — это позволит ей защититься. Хотя что ей защищать? Они вернули ей воспоминания — и лишили ее всего. Вот чего они добились.

Ей нечего защищать.

Но она должна знать.

Эллинор открыла дверь, повесила куртку и поздоровалась. Саба вышла ей навстречу. Эллинор что-то сказала собаке, после чего собачьи лапы снова застучали по полу. Вернувшись в комнату, собака улеглась на свое место. Май-Бритт по-прежнему стояла у окна, притворяясь, что не замечает, как на полпути к кухне Эллинор остановилась и посмотрела на нее. Когда Май-Бритт услышала, как Эллинор поставила на стол пакеты с едой, она приняла решение. Никуда эта девица не денется. Май-Бритт вышла в прихожую, потрогала куртку, убедившись, что Эллинор оставила телефон в кармане. Надо лишить ее возможности с кем-нибудь связаться. Май-Бритт все продумала.

Она ждала в прихожей. Эллинор, появившаяся из кухни с ведром в руках, увидев Май-Бритт, остановилась:

— Здравствуйте.

Май-Бритт не ответила.

— Как вы себя чувствуете?

Через несколько секунд Эллинор, вздохнув, ответила сама:

— Спасибо, хорошо. А вы как?

За последнюю неделю она обзавелась дурной привычкой — начала отвечать от лица Май-Бритт. Невероятно, сколько слов умещается в этом тощем теле. А уж какие ответы она приписывает Май-Бритт! Поразительно, и только. Бесстыжая, фальшивая девица. Но Май-Бритт положит этому конец.

Эллинор скрылась в ванной. Май-Бритт слышала плеск воды в ведре. Всего три шага. Три шага — и дверь с грохотом захлопнулась.

— Что вы делаете?

Май-Бритт навалилась на дверное полотно всей своей массой, ручка дергалась изнутри, но дверь не открывалась. Нет, Эллинор это не под силу — ей не сдвинуть с места гору.

— Май-Бритт, прекратите! Что вы делаете?

— Откуда ты знаешь Ванью?

На несколько секунд стало тихо.

— Какую Ванью?

Май-Бритт недовольно покачала головой:

— Сама знаешь.

— Какую Ванью? Никакой Ваньи я не знаю!

Май-Бритт не отвечала. Рано или поздно она признается. Иначе она не выйдет.

— Май-Бритт, откройте! Что вы делаете, черт вас возьми?

— Не ругайся!

— Еще чего! Какого дьявола вы меня заперли?

Пока она только сердится. Но она забеспокоится, когда поймет, что Май-Бритт не шутит. Почувствует, каково это. Узнает, что такое острый, парализующий страх.

Страх, когда тебя бросили.

— A-а, вы имеете в виду Ванью Турен?

Вот так-то.

— Да, идиотка.

— Это вы ее знаете, а не я. Откройте двери, Май-Бритт!

— Ты не выйдешь, пока не расскажешь, откуда ты ее знаешь.

От резкой боли в спине потемнело в глазах. Май-Бритт наклонилась вперед, надеясь, что станет легче. Резкая боль била все глубже и глубже, она прерывисто дышала носом, вдох-выдох, вдох-выдох, но боль не утихала.

— Но я с ней не знакома. Как я могу знать ее, если она сидит в тюрьме?

Нужен стул. Может быть, ей станет лучше, если она сядет.

— Это она сказала вам, что мы знакомы? В таком случае она солгала.

Ближайший стул на кухне, но тогда придется отпустить дверь, а это исключено.

— Май-Бритт, выпустите меня, и мы поговорим об этом. Иначе мне придется позвонить дежурному.

Май-Бритт сглотнула. Боль не давала говорить.

— Звони. Если дотянешься до куртки в прихожей!

Эллинор замолчала.

Май-Бритт почувствовала, что у нее выступают слезы, она прижала ладонь к тому месту, где болело сильнее всего. Ей надо опорожнить мочевой пузырь. Почему у нее никогда не получается так, как она хочет? Все и всегда против нее. Это была плохая идея, сейчас она это поняла, но уже поздно. Эллинор заперта, и, если она сейчас ничего не расскажет, у Май-Бритт не будет другого шанса. Вряд ли после всего Эллинор сюда вернется. Май-Бритт так и останется в неведении, а в квартире появится какой-нибудь новый отвратительный человечишка, будет греметь ведрами и бросать на нее презрительные взгляды.

Вечный выбор. Иногда ты делаешь его так быстро, что не понимаешь всей серьезности последствий. Но потом все становится очевидным — большие красные кляксы, что-то вроде дорожных знаков на пройденном пути.

Здесь ты проявила слабость. Здесь все и началось.

Но назад уже не вернуться. Вот в чем дело. Движение одностороннее.