Стужа

— Ступай приведи девочек, — велел он Ари, сам же потащил мертвеца вниз, к бухточке, где были свалены трупы скотины. Возле берега обнаружились еще три покойника — двое утонули, третьего уложил Гестов топор, — их он тоже отволок в бухточку.

Когда Гест вернулся, девочки стояли во дворе, испуганно глядя на связанного пленника. Гест плюхнулся перед ним на траву и опять спросил, много ли богатств он награбил на севере.

— К чему ты клонишь? — буркнул Транд.

— Хочу знать, что у тебя за враги, — сказал Гест. — Можно ли мне тебя убить.

Транд промолчал.

— Пощады будешь просить?

Транд по-прежнему молчал, выпучил глаза, дышал с трудом. Гест ослабил удавку у него на шее, повторил вопрос. Транд молчал.

Гест принес еще два кола, вбил в землю перед пленником, привязал к ним его ноги, так что сидел тот теперь враскоряку и не мог вырваться. Они запалят костер у него между бедер, сказал Гест. Услышав это, Транд дернулся всем телом, закричал:

— Убейте меня сразу! Пытки — это позор!

Ари сходил за берестой, Гест наколол дров. Стейнунн принесла из дома горячих углей, зажгла бересту. Транд пытался вырваться из огня, оглашая светлую ночь пронзительными, несусветными криками, чайки над падалью умолкли, с гор потянуло прохладным ветерком, а орлы, что все время парили над усадьбой, улетели за горизонт.

— Я мог бы устроить тебе кровавого орла,[45] — буркнул Гест, меж тем как дикие вопли не стихали ни на миг.

От костра у Транда занялись волосы и борода, горящее тело выгнулось дугой, в горле булькало, казалось, он вот-вот разломится надвое. Внезапно Стейнунн ринулась вперед, схватила палку и ткнула ему в левый глаз, голова дернулась в сторону, палка хрустнула, но обломок застрял в глазу. Ари подхватил колун, валявшийся в траве, ударил Транда по лицу — только зубы затрещали. Мальчик ударил еще раз, выронил колун и в ужасе убежал прочь. Между тем одежда Транда сгорела, огонь вгрызался в нутро. Но он был еще жив.

Гест сказал детям, чтобы они принесли воды и погасили костер, после, мол, разожжем снова.

Однако все трое, сидя на пороге дома, неподвижно, отрешенно смотрели в пространство, как тогда, когда он нашел их на осыпи. Он сам сходил за водой, раскидал дымящиеся головешки, опустился на корточки перед безжизненной фигурой.

— Слышишь меня, Транд Ревун?

Ответом был едва внятный стон. Гест назвал свое имя, сказал, откуда он родом, ведь Транд Ревун вправе знать об этом, и добавил, что умрет он завтра или, может, послезавтра, так что есть у него время поразмыслить о лиходействах, какие он учинил здесь, в Хавгламе.

Вместе с детьми Гест спустился к причальному берегу; вдвоем с Ари они зашли в воду и вытащили на песок перевернувшийся челн — он пострадал от камнепада, но починить можно. В челне нашлись кой-какие товары, большей частью кожи, но вдобавок оружие и кожаный кошель с тремя золотыми браслетами, слитками серебра и несколькими монетами, в остальном же только одежда да спальные мешки.

— Отличная лодка, — сказал Гест, когда они затащили челн повыше и крепко зачалили. Он заметил, что Ари все еще дрожит, но девочки были спокойны. — Вы думали о Боге?

Они переглянулись. Все трое.

— Нет, — ответила Стейнунн и положила руку на золотую брошь. Впервые Гест увидел у нее на лице улыбку, отблеск далекой грезы преобразил ее — он в жизни не видал девочки краше. Чем-то она напоминала Аслауг, и он прекратил расспросы. Челн лежал на боку, в нем плескалась зеленая вода, колыхала парус. Гест отвязал его, вытащил из челна и раскинул на вешалах, где обычно сушили сети и рыбу. Ари стоял меж лодочных катков, бросал в воду камешки. Знает ли он, что такое праща, спросил Гест.

— Нет, — отозвался Ари.

Гест отрезал два куска веревки, привязал по бокам к кожаному лоскутку, объяснил, как действует праща, и метнул камень. Дети проводили его взглядом — камень птицей исчез в вышине, потом возник снова, взблеснул на волнах, так далеко, что они невольно засмеялись. Следующим за пращу взялся Ари. За ним Стейнунн.

— Целиться — вот что труднее всего, — сказал Гест и, когда настал черед Халльберы, велел им отойти в сторонку. Так они и метали камни, пока над северными островами не встало солнце.

Тогда они вернулись в усадьбу, сделав большой крюк вокруг Транда Ревуна, похожего на красную, закопченную тушу, и вошли в дом, потому что Гест велел ложиться спать.

На сей раз Гест бодрствовать не стал. Проснулся только под вечер следующего дня, в голове клубился жаркий туман, рядом слышался спокойный голос Эйстейна сына Эйда, который, точно старый дуб, склонялся над ним. На лысом черепе Эйстейна поблескивали капли росы, но взгляд был дружелюбный, голос — ласковый, и он спрашивал, не захворал ли Гест.

— Нет, — ответил Гест, однако не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.