Студент

В этот раз Мьёл и другие пленники смогли наблюдать, что происходит в лагере, когда тот стоит на ночлег, и как развлекаются разбойники с прислужками. Кроме выполнения черновой работы, такой, как чистка бака с нечистотами пленников, приведения лагеря в порядок, женщины должны были удовлетворять мужчин. Из них ни кто уже не сопротивлялся, видимо тех, кто отказывал, разбойники уже вразумили, или пригрозили смертью родственников, у кого такие оставались. Разбойники никогда не подпускали прислужек, так они называли тех невольниц, которых специально взяли для этой роли, к клеткам с пленниками в одиночку, и никогда не давали с пленниками говорить, за этим постоянно следило несколько человек, что выдавало не малый опыт в перевозке «живого товара». В этот день, повозку, где содержали Мьёл, пришла чистить Марианна, дочь даже не сразу узнала мать, все происходящие последние несколько дней воспринималось как будто через пелену тумана, и облик матери сильно изменился, она вся поблекла, на лице были видны следы побоев, а глаза были абсолютно потухшими.

— Мама!? — воскликнула Мьёл.

— Доченька? Это ты? С тобой все хорошо? — Тут же отозвалась мать, и почти сразу получила несильный удар древком копья в спину.

— Молча! — Прикрикнул стражник, и посмотрел на Мьёл. — Тоже хочешь? Нет? Вот и молчи.

С минуту Мьёл наблюдала, за тем, как мама делал свою работу, и только потом обратила внимание на второго стражника, который стоял и ухмылялся, смотря то на неё, то Марианну. Когда их взгляды встретились он, смотря на Мьёл, но обращаясь явно к Марианне, проговорил:

— А ты помнишь, как отказала мне пятнадцать лет назад? Я ведь тогда увивался за тобой как щенок. А если бы не отказала, сейчас бы все могло быть по-другому.

— Нет Эртран, ты и тогда был уже с гнильцой, ничего бы не изменилось. — Ответила Марианна.

— А ведь я и сейчас могу тебе помочь, если ты будешь ласкова со мной сегодня ночью.

— Ты ничего здесь не решаешь, здесь ты такое же ничтожество, каким и был в деревне, ничего не изменилось. — И хотя произнесено это не громко, в голосе звучали отзвуки стали, настолько твердо это было сказано.

— Блять! Да ты совсем охренела? Я тебя поколечу! — Начал заводиться Эртран, и сделав шаг, сильно ударил Марианну в живот, от удара она пошатнулась, и, схватившись за живот упала на землю. — Ну что съела?

— Мама! — закричала Мьёл.

В этот момент второй охранник положил руку на плечо Эртрану:

— Не зарывайся. Они тоже денег стоят, если сдохнет, по твоей вине, с твой же невеликой доли вычтут, смотри, как бы самому в клетке не оказаться. — Полностью подтверждая шаткое положение Эртрана в ватаге, сказал второй охранник.

— Я с вами еще поквитаюсь, и за то, что дважды мне отказала, и за этого ублюдка Грега. — Зло выплюнул Эртран, и пошел прочь от клеток.

— Вставай. Баки сами не почистятся. — Сказал оставшийся бандит, Марианна с трудом поднялась, и продолжила чистить бак от нечистот.

Уже почти закончив, она поймала взгляд Мьёл, и сказала:

— Помни, что я тебе говорила схроне. Не сейчас. Выживи.

— Я помню мама. — Тихо ответила Мьёл. Её переполняла гнев и злость, хотелось убить Эртрана голыми руками, потом она представила как всаживает ему кинжал в подбородок, как учил отец, или как берет кинжал и перерезает ему горло, как приятно ощущается тяжесть кинжала в руке… Этот гнев рассеивал пелену перед глазами Мьёл, делая мир четким и контрастным.

Закончив все манипуляции, маму отвели к следующему контейнеру, а Мьёл осталось наедине со своими чувствами. Постепенно она успокоилась, и мутная пелена снова её накрыла, притупляя чувства и восприятие, смиряя ее с судьбой.

Но неприятности на этом не закончились, спустя несколько часов, когда стихли пьяные голоса отдыхающей смены, Мьёл, тоже успевшую уснуть разбудил голос Эртрана, позвавший её по имени. Убедившись, что она проснулась, он повернулся к Марианне, которая стояла позади него:

— Я оскорблений не прощаю, тебе Мьёл, я, конечно, ничего сделать не смогу. Да и тебя я убить дорого встанет, но помучиться, вас, сучек, я заставлю. — С этими словами он несильно ударил Марианну в живот, от удара она присела на землю, этого Эртран и добивался, он задрал подол ее платья, расстегнул свои штаны, и начал, преодолевая слабое сопротивление насиловать её.

Мьёл снова ощутила, как поднимается волна слепящего гнева, из её души, пелена безразличия в этот раз отступила намного быстрее, но гнев был бессильный. Она, еще несколько узников и охранники смотрели на то, как Марианну насилуют, охранники, кто с улыбкой, кто с безразличием, а вот пленники с ненавистью и страхом, но ничего поделать с этим не могли.

— Мама… мама… мама… — шептала Мьёл, бессильно пытаясь разорвать клетку которая ее держит. Эта изощренная пытка продолжалась не долго, видимо Эртрана страдания сильно заводили, и он не смог долго продержаться.

— Ну что, понравилось? Завтра продолжим — бросил Эртран, и, натянув штаны, пошёл в сторону лагеря.