Струна истории

«Да! — говорят колонисты, — но, согласно вашим английским законам, платить англичанин может только те налоги, за которые проголосовал его представитель. А у нас нет представителя, значит, вы не можете брать с нас никакие налоги».

Англичане говорят: «Да, но мы же вас защищаем от французов, от испанцев, от индейцев!»

Те говорят: «Ну и что! Вы обязаны нас защищать — мы ваша страна! А платить мы можем только то, за что проголосуют наши депутаты. Дайте место в Парламенте!

Англичане думали-думали и сказали: «Ладно, черт с вами, — не платите. Мы только введем маленький налог на содержание флота, — один пенс пошлины на фунт чая». (Англичане чай очень любят.)

И чай, который должен был стоить два пенса за фунт, стал стоить три. Это было лозунгом восстания: «Чай стоит три пенса за фунт!» Это значило: «Бей англичан!»

Вот таким образом, ради сохранения своего этнического стереотипа поведения, американские колонисты пошли на политическое разделение. И англичане пошли на политическое разделение, то есть на потерю богатейшей колонии только потому, что они не могли переступить через свои привычки, свои традиции. Ибо ни один член этноса не может понять, как можно поступать иначе, чем он привык с раннего детства.

* * *

Эти перемены, как мы выяснили, совершаются в результате общих естественных процессов, протекающих в этногенезе. (Л. Н. Гумилев подходит к графику изменения пассионарности в этнических системах и показывает на нем. — Прим. Ред.) Вот я нарисовал его кривую, и мы видим, что поиск чувства справедливости идет в верхней фазе на пассионарности, а после возникает очень гладкая кривая инерционного процесса. «Мы устали от великих!» — это лозунг, вернее, императив момента. Надо же устроиться как-то жить по-новому! И устраиваются очень хорошо.

В некоторых случаях выбирают себе норму, чаще идеал, чаще человека, на которого надо равняться. И вот императив читается уже так: «Будь таким, как я!» Для Англии это был идеал джентльмена; для Византии это был идеал святого; для Средней и Центральной Азии это был идеал богатыря; для китайцев это был идеал просвещенного крестьянина, грамотного, читающего философские книги. «Будь таким, как я, и подражай мне!»

В Риме люди были попроще, они сделали идеалом своего императора Октавиана Августа и сказали: «Вот идеал, ему надо подчиняться».

И предложили переменить название месяца. Первый месяц июль они переменили в честь Юлия Цезаря, второй они назвали август в честь Октавиана. А третий хотели назвать Тиберий в честь очередного цезаря. (Жуткие подхалимы были римляне!) Но Тиберий был человек сухой, очень деловитый, и он сказал: «А что вы будете делать, когда дойдете до тринадцатого цезаря? Пусть останется сентябрем!»

Но он принял почитание себя как бога. И после этого в Римской империи, от Тиберия до Константина, император почитался как бог, кто бы он ни был. Потому что он был эталоном, на который должен был равняться каждый римский гражданин или подданный империи. Любое уклонение от этого императива, где бы оно ни происходило — в Европе, в Мусульманском мире, в Восточно-Христианском, на Дальнем Востоке или даже у индейцев Центральной Америки, оно рассматривается как что-то очень одиозное и неприятное.

Если человек говорит: «А я не хочу быть на него похожим!» — это уже не хорошо, это уклонение от норм. Это или лень, или — крамола! А это преследуется!

А если он говорит: «А я, в общем, хочу, но у меня не получается и некогда» — это уже лень, это небрежение обязанностями, за это последует наказание.

Он должен все время хотеть, но не должен становиться лучше своего идеала, потому что тогда он уже претендует на большее, чем ему положено. Лучше-то идеала ничто не может быть! А если он хочет — это дерзость! И это должно быть тоже наказано.

Порядок этот, надо сказать, присущ гармоничному обывателю. Этот порядок обеспечивает возможность спокойно ходить и существовать в пределах своих обязанностей, но не позволяет достигать решающего успеха. И даже не надо стремиться к слишком большому успеху. Он, естественно, является реакцией на те кровавые излишества, на все ужасы, которые люди пережили в предыдущую эпоху. И поэтому он встречает большое одобрение основной массы населения.

Вот Буасье написал такую прекрасную книжку «Общественное настроение времен римских цезарей»[378] (это русский перевод ее названия), где он показывает, что в Римской империи в эпоху самых жестоких цезарей, подавляющая масса населения была довольна.