Строптивый и неукротимый

Ее спутник-громила Оливер, возвышаясь над Порцией, не сводил с нее взгляда, будто она – какая-то экзотическая птица, которая может упорхнуть в любое мгновение. Терпеть это дольше было нельзя. Она была его дикой птицей. Он должен был ее преследовать и поймать. Но как это сделать, если она не позволяет ему приближаться к себе на пушечный выстрел? Вчера Хит заходил к ней. Дважды. Ее дворецкий с кислой физиономией оба раза не пустил его.

Хит вскочил с кресла и вышел из ложи по ковру, заглушавшему его быстрые шаги. Довольно! Он больше ни минуты не проведет без нее. Нужно немедленно объяснить Порции, почему он приехал за ней в город. Это стоило сделать еще на балу леди Гамильтон. И лучше всего, если план удастся осуществить в ближайшие тридцать секунд.

Оживленная ария закончилась, и нарядные слушатели, блестя украшениями, хлынули рекой из лож на антракт. Он стал протискиваться между телами, чтобы увидеть ее, переброситься парой слов, обменяться взглядами, почувствовать себя увереннее.

И вот Хит заметил ее. На сей раз ее Голиафа рядом не оказалось. Темные волосы отливали черно-синим в свете люстр, как вороново крыло на солнце. Нефритовый лиф нежно обтягивал груди, к которым ему настолько сильно захотелось прикоснуться снова, что даже ладони заныли. Она, оживленно жестикулируя, разговаривала с какой-то дамой. Следуя внутреннему порыву, он подошел к ней вплотную и поймал одну из ее рук.

– Хит, – ахнула она.

Не здороваясь, он кивнул ее удивленно взиравшей на него компаньонке и потащил Порцию за собой.

– Что вы делаете? – спросила она, пока он вел ее по извилистому коридору, прочь от тесноты и давки источающих удушливый запах духов тел. – Куда вы меня тащите?

Он шагал вперед, подальше от толкотни, пока гул голосов в коридоре не отдалился. Найдя дверь среди деревянных стенных панелей, справа от себя, он посмотрел по сторонам, убедился, что за ними никто не наблюдает, и рывком отворил ее.

– Хит, – вскричала Порция, когда он впихнул ее внутрь, – я настаиваю, чтобы вы…

Он запечатал ее уста горячим поцелуем, вдруг позабыв, что хотел ей сказать.

* * *

– Что вы делаете? – прошипела она, отрывая свои губы от его и отступая на несколько шагов.

Гордость ее вспыхнула. Ярко. Так же ярко, как глаза, глядящие на нее сквозь полумрак комнаты.

Продолжая ощущать его вкус, она прижала к горящим губам кончики пальцев и гневно промолвила:

– Как смеете вы затаскивать меня сюда?! Я велела вам держаться от меня подальше.

Сквозь одинокое окно высоко под потолком лился лунный свет, единственный источник освещения, помогавший разглядеть черты мужчины, грубые, исказившиеся от охвативших его чувств, когда он выпалил:

– А вы думали, я послушаюсь? У нас с вами осталось еще много незаконченного.

Она опустила руку.

– Нам нечего заканчивать. Совершенно. Я услышала все, что хотела от вас услышать.

Он стал наступать, заставляя ее прижаться спиной к стене.

– Вы не можете серьезно отвечать благосклонностью другому человеку. После того, что случилось между нами.

– Что я могу или не могу – не ваше дело, – отрезала она, качая головой, в смущении. Зачем он пришел? Почему придает значение тому, что случилось между ними, если сам объявил это ошибкой?

Хит рассмеялся, от этого опасного, лишенного радости звука у нее мурашки побежали по коже. Здесь, в этом чулане, Порция была полностью в его власти.

Она уцепилась за единственное доступное оружие – гнев. Вспомнила его беспардонное отношение, его слова: «Вы не отличаетесь от обычной шлюхи, продающей себя по сходной цене», и негодование мгновенно вспыхнуло.

– Вы сказали все, что могли.

– Все изменилось…

– Не вижу как, – ответила она, снова стараясь обойти вокруг него. – Посторонитесь.

– Нет, пока не выслушаете меня, – прорычал он.

Она, поджав губы, изогнула бровь в ожидании.

Он долго смотрел на нее, словно проверяя, сможет ли она действительно сохранить молчание. Наконец, вздохнув, заявил:

– Я все еще хочу жениться на вас.

«Все еще». Не стоило ему произносить это таким огорченным тоном.

– Как я уже сказал, многое изменилось. – Он запустил пятерню в волосы. – Произошли некоторые… открытия. Безумие не может быть передано. Не так, как я думал.

Брови Порции сошлись на переносице.

– Но ваш отец, ваш брат…

– Были больны, – закончил он. – Они имели все симптомы порфирии… Моя бабушка хотела, чтобы все так и думали.

– Я не понимаю. – Она прижала пальцы к вискам, в которых начало стучать.

– Бабушка хотела, чтобы все верили, будто у моего отца порфирия.

– А у него ее не было?

– Нет, – вздохнул Хит, и Порция почувствовала, как этот вздох прокатился через все ее тело, растянувшись по нервам. – У моего отца был сифилис. – В густой тишине комнаты его слова прозвучали отрывисто и тяжело, словно кирпичи упали. – Он заразил мать, когда она еще носила моего брата. – Хит замолчал, как будто подыскивая слова менее ужасающие, чем те, что он только что произнес. – Он убил ее. И брата.

– Сифилис? – спросила Порция, чувствуя, как ее голова идет кругом. – Разве нет какого-нибудь лекарства…