Строки, добытые в боях

Сразу же после окончания школы, в первые дни войны Друнина ушла добровольцем в действующую армию и до конца 1944 года служила санинструктором (медсестрой) в стрелковом, а потом в артиллерийском полку. Награждена орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу». В боях была ранена и контужена. Демобилизована из армии по ранению. Печататься начала в конце войны во фронтовой печати. После войны закончила Литературный институт имени Горького. Первый сборник «В солдатской шинели» вышел в 1948 году. «Целомудренная строгость фронтовых стихов Друниной, — писал Сергей Наровчатов, — точно передает духовный облик „светлокосого солдата“ Отечественной войны, прямой преемницы песенной девушки Светлова».

«Качается рожь несжатая…»

Качается рожь несжатая.
Шагают бойцы по ней.
Шагаем и мы —
   девчата,
Похожие на парней.

Нет, это горят не хаты —
То юность моя в огне.
Идут по войне девчата,
Похожие на парней.

1942

Солдатские будни

Только что пришла с передовой,
Мокрая, замерзшая и злая,
А в землянке нету никого
И, конечно, печка затухает.

Так устала — руки не поднять,
Не до дров — согреюсь под шинелью.
Прилегла, но слышу, что опять
По окопам нашим бьют шрапнелью.

Из землянки выбегаю в ночь,
А навстречу мне рванулось пламя.
Мне навстречу — те, кому помочь
Я должна спокойными руками.

И за то, что снова до утра
Смерть ползти со мною будет рядом,
Мимоходом: «Молодец, сестра!» —
Крикнут мне товарищи в награду.

Да еще сияющий комбат
Руки мне протянет после боя:
— Старшина, родная! Как я рад,
Что опять осталась ты живою!

1943

В школе

Тот же двор,
Та же дверь,
Те же стены.
Так же дети бегут гуртом.
Та же самая «тетя Лена»
Суетится возле пальто.
В класс вошла.
За ту парту села,
Где училась я десять нет.
На доске написала мелом:
X+Y=Z.
…Школьным вечером,
Хмурым летом,
Бросив книги и карандаш,
Встала девочка с парты этой
И шагнула в сырой блиндаж.

1945

«…Продолжительный телефонный звонок…» (М. Духанов)

…Продолжительный телефонный звонок прервал предутренний сон. После моего «слушаю» в телефонной трубке долго слышался треск, шум и, наконец, очень глухо:

— Тревога… Объявлена тревога. Вам выслана машина. По голосу дежурного штабного командира чувствую — он взволнован. Одеваюсь и думаю: «Вот чудак — волнуется! Эка невидаль — тревога в мирное время…»

Водитель здоровается, спрашивает:

— В штаб?

— Да.

Разворот. Скорость.

Бульвар Профсоюзов, Адмиралтейство…

Штаб.

Как гвоздь, вбитый одним ударом, — сообщение: «Война!..»

И вот я вновь на площади у машины. Белую ночь сменила утренняя заря. Она зарумянила небо, мазнула блеском скульптуры на Зимнем дворце и верхушку Александрийского столпа. Ни души! Ленинград спит.

И лишь когда я сел в машину, из-под арки здания штаба вышли юноша и девушка.

Юноша, нежно обнимая, целовал девушку, а она рассыпала счастливый смех по площади.

— Не знают, что война, — тихо обронил водитель и завел мотор. Машина тронулась…

(Из воспоминаний генерала М. Духанова)

«Я ушла из детства в грязную теплушку…»

Я ушла из детства в грязную теплушку,
В эшелон пехоты, в санитарный взвод.
Дальние разрывы слушал и не слушал
Ко всему привыкший сорок первый год.
Я пришла из школы в блиндажи сырые,
От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,
Потому что имя ближе, чем «Россия»,
Не могла сыскать.

1942

«Я только раз видала рукопашный…»

Я только раз видала рукопашный.
Раз — наяву. И тысячу — во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.

1943

«Контур леса выступает резче…»