– А касательно твоих слов, Алексей, о том, что не по-божески это, покойников оживлять, я скажу так: если цель благая и богоугодная, то и греха в том нет… Тем более, что, как я уже сказал Майору, учёные – не Господь, они только оживляют на время, но воскресить не могут и никогда не смогут… Мы все здесь во благо страны – нашей России, мы здесь, чтобы подготовить место живым, чтобы эта планета с её богатствами стала русской. Страна на нас надеется. В эту самую минуту в разных её городах – в Москве, в Питере, во Владивостоке, Новосибирске, Краснодаре, в Одессе и Киеве – наши братья и сёстры трудятся, чтобы очередной корабль с грузом отправился сюда вовремя, чтобы не сорвался план… А мы здесь – мы как те солдаты, делаем то, что в обычное мирное время человеку делать не подобает – будучи мёртвыми, делаем дело ради живых. У нас отсрочка.
Дошагав до конца яруса, мёртвый монах быстро поднялся по алюминиевым ступеням на пролёт выше и по перекинутому с лесов широкому трапу с перилами выбрался из котлована. Стоявший наверху у трапа с раскрытым планшетом и карандашом в руке Тахир заметил:
– Это ты хорошо сказал, Никифор, правильно.
Монах в ответ только коротко кивнул и пошёл к прицепу. В его походке, осанке, в широких покатых плечах было что-то едва уловимое, что выдавало в нём священнослужителя. Умерев, он никогда более не надевал мантии и клобука, не облачался в священнические ризы, но синий рабочий комбез, точно такой же, как и у других мертвецов, странным образом смотрелся на нём монашеским облачением.
Споро накидав совковой лопатой оба ведра, отец Никифор подхватил их и пошёл обратно к трапу, но его остановил прозвучавший в наушнике голос начальника отряда:
– Отче, ставь вёдра! Покури пока!
Мёртвый монах послушно выполнил приказание и обернулся. Метрах в пятидесяти по укатанной вездеходами и багги окружной грунтовке со стороны лагеря пылил мотоцикл.
– Курить – здоровью вредить! – добродушно заметил Отец Никифор, когда мотоциклист выехал на пятачок перед прицепом и остановился, расставив ноги в стороны.
Тахир, стоявший на прежнем месте, закончил писать, убрал карандаш в нагрудный карман и закрыл планшет. Обернулся.
– А где Палыч? – спросил он, видя, что начальник приехал один.
– Сегодня у него выходной. Надежда ему колено заклеила. Лежит теперь, совестью мучимый.
– Пускай лежит, – Тахир подошёл к мотоциклу. – Мы пока без него справляемся. Ты за Никифором?
– Да. Отец Никифор, – Сергей перевёл взгляд на монаха, – давай, садись на коня, – он слез с мотоцикла и, легко приподняв его, развернул на месте, – и поезжай к Надежде! Она тебя ждёт.
– А сам? – спросил его Тахир.
– А я с вами, поработаю. Отче, седлай коня!.. Только сильно не гоняй! Если светило наше научное тебя отпустит, на нём обратно и приезжай.
– Как скажешь, Сергей, – ответил отец Никифор, принимая мотоцикл и перекидывая ногу через седло. – Ну, поеду я…
– Давай, отче, давай. Только по МКАДу езжай! По бездорожью не гоняй!
Мёртвый монах крутанул гашетку, электродвигатели глухо загудели и обутые в литую резину с крупным протектором колёса, синхронно провернувшись и, выбросив назад облачка пыли с мелкими камешками, бросили «железного коня» вперёд. Отец Никифор уверенно выровнял мотоцикл, направив его к дороге и, выехав на неё, прибавил газу. Поднимая позади себя быстро оседающий шлейф рыжевато-серой пыли, мотоцикл на миг скрылся из виду за невысоким холмиком, вскоре появившись с другой его стороны, и умчался по дороге в направлении лагеря.
Дорога эта, называемая мертвецами в шутку «МКАДом», появилась сама собой в ходе строительства города, и с годами превратилась в чётко выделявшийся среди хаотичного марсианского пейзажа просёлок. Дорога местами петляла среди холмиков и крупных камней, то опускаясь в низинки, то взбираясь на пологие подъёмы, местами тянулась почти прямо; со временем, кое-где в стороны от неё потянулись разной степени укатанности ответвления, ведущие к оврагам, холмам и барханам, куда мертвецы ездили за нужными в строительстве материалами или, наоборот, вывозили породу, насыпая валы́ и терриконы.
– Отче! – сказал с улыбкой Сергей, глядя вслед удаляющемуся мотоциклисту. – Не гони!
– Спаси Господь, Серёжа, я самую малость газку прикрутил, только чтобы набок не свалиться… – послышалось у мертвецов в наушниках.
Любил отец Никифор прокатиться с ветерком, была у него при жизни такая слабость.
– Ты – летящий вда-аль, вда-а-аль анге-ел…[10] – безбожно фальшивя и пустив в конце петуха, пропел вдруг Лёха – помимо анекдотов и баек, большой любитель и знаток великого множества песен. Лёха не видел, как уехал мёртвый монах, а только слышал разговоры.
Сразу после этого эфир глухо захрюкал сухими смешками. Лёхе наконец удалось рассмешить мертвецов.
Работа продолжалась. Теперь место отца Никифора занял Сергей, решивший подменить мёртвого монаха. Тем более что дел у главного инженера и начальника стройотряда до вечера всё равно не было.