Строговы

Шагая по мягкой дороге, обняв-одной рукой Артема, а другой придерживая за локоть подругу, Маня наказывала Дуняшке строго следить за Артемом. Артем тихо и грустно посмеивался, а Дуняшка клялась и божилась не спускать с него глаз. Проводив Дуняшку домой, Артем и Маня долго еще бродили по темным, глухим улицам села, оттягивая наступление горьких минут разлуки.

Утром они разъехались в разные стороны: Артем к себе на поля, а Маня на хутора, к кулакам-эстонцам.

И потянулись однообразные дни, знойные и тягучие. Единственным утешением Артема было то, что время не стояло на одном месте. Миновали понедельник, вторник, среда, и вот уже наступила суббота.

Весь этот день Артема мучила мысль: «Ехать в село или нет?»

Помня свое обещание Мане, он решил не ездить, и когда под вечер Матвей, Анна и дед Фишка стали собираться домой, он заявил, что останется на полях и займется охотой.

Лениво спускались сумерки, заволакивалась дымкой яркая синева неба. Блекли подернутые резким багрянцем осины. Над лесом несмелым, бледным светом загорелась первая звезда. Артем разжег костер, испек в золе несколько картофелин, поел и отправился в балаган.

Лежа на соломе, он представил себе, как сейчас парни собрались где-нибудь у забора на бревнах и негромко ведут задушевные разговоры о работе, о девчатах, о предстоящих осенью свадьбах.

«А тут лежи вот, как барсук в норе», — вздохнул Артем.

Утром Артема вновь начали терзать сомнения. День выдался лучистый, голубой. Коротать его в балагане не хотелось, Артем взял ружье и пошел бродить по полям. Он шел от одного болотца к другому, изредка стрелял, подбирая убитых уток. Незаметно он вышел на чистую поляну и увидел изгородь. Это была поскотина села. Артем остановился возле нее и подумал: «Вот чудо! Будто бы и не хотел в село идти, а пришел».

Дома его встретили с радостью, и добычу рассматривало все семейство. Агафья подала ему обед, и он уселся за стол.

Взглянув в окно, Артем увидел Дуняшку Бодонкову. Она тихо прошла мимо окна, потом повернула обратно и прошла еще раз.

«Что она кружится? Может, какие-нибудь вести от Маняшки есть?» — подумал Артем и поторопился окончить обед.

Нарядившись в красную сатиновую рубаху, прихватив отцов пиджак, он вышел на улицу.

— Ну что? — спросил он, подходя к Дуняшке.

Та взглянула на него смеющимися глазами и задорно встряхнула белокурой головой.

— А ничего, тебя жду.

— А я думал, что ты от Маняшки какие-нибудь вести получила, — не скрывая неудовольствия, проговорил Артем.

— Ух ты какой! Вести! Мне их сорока, что ль, на хвосте принесет?

Они вышли проулком на поляну, желтевшую от множества ярких желтых цветов «куриной слепоты». Уселись на самом солнцепеке. Артем лег, приставил к лицу ладонь, защищая от лучей солнца глаза, и смотрел в небо.

Дуняшка улыбнулась и, помолчав, проговорила с напускным недружелюбием:

— Дьяволенок! Уродился же такой… Брови-то как писаные.

От хлебных амбаров донеслись до них переливы гармошки и звонкие девичьи голоса. Они поднялись и пошли на игрища. То, что Маня уехала и Артем остался под строгим присмотром Дуняшки, знали все девки и парни, и поэтому никто не удивился, увидев Артема вместе с Дуняшкой. Только Полюшка Грудина, чистосердечно признававшаяся в своих чувствах к Артему, не замедлила вновь во всеуслышание заявить об этом. Выскочив на круг вместе со своей подругой Наташкой Овчинниковой, она закружилась, затопала ногами и, размахивая платочком, пропела:

Разудалой мать родила,
Разудалой я живу.
Я Артемку полюбила,
Я его и завлеку.

Дуняшка с поспешностью схватила Артема за руку и с неподдельной злобой прошептала:

— Ишь змеина! Еще грозится!

Втайне Артем был польщен Полюшкиной частушкой и, удивленно взглянув на переменившуюся в лице Дуняшку, подумал: «Вот она какая, горой за Маню стоит».

С гулянья они отправились вместе.

Возле своего дома Артем остановился и стал прощаться, но Дуняшка оттолкнула его руку.

— Ты что, спать? Пойдем посидим вон на бревнах.

— Да нет, неохота. Вставать завтра рано, — попробовал отговориться Артем.

Дуняшка не отступала:

— Маленько посидим, с полчасика.

Сидели молча. Артем чувствовал, что Дуняшка дрожит. Он слегка толкнул ее плечом, спросил тихо:

— Ты что, то ль в лихорадке?

— Озябла.

— Озябла? Шелудивый поросенок и в петровки мерзнет, — засмеялся Артем.

— А ты не смейся, лучше погрей, — сказала Дуняшка и, не дожидаясь согласия Артема, придвинулась к нему плотнее.

Артем распахнул старый отцов пиджак и полой прикрыл ее. Дуняшка охватила Артема руками, положила голову на его плечо и сидела не шелохнувшись. Ей стало так хорошо и удобно, что она от удовольствия готова была замурлыкать.

— Идти надо. Спать охота, — проговорил Артем.

Дуняшка разняла свои руки и, потягиваясь, встала. Артем проводил ее немного по проулку и заторопился домой.

«Нет, это тебе на Маня», — сказал он сам себе, без сожаления расставшись с Дуняшкой.

4

В тяжелой работе, в воспоминаниях о Маняшке, о первой встрече с ней миновала и вторая неделя разлуки.