Строговы

– А, вот ты чего захотел? Ну и уйду! Уйду! Хапайте мое добро, хапайте, подлецы! Все вы воры! Все! И ты! и ты! и ты! – вдруг закричал он, тыча пальцем в лица стариков.

– Платоныч, не ты, а бог нам судья! – вскрикнул Григорий Сапун.

Старухи одна за другой зашаркали к выходу.

Напрасно Марфа пыталась утихомирить Евдокима. Он оттолкнул жену от себя и, набрасываясь на стариков, исступленно кричал:

– Воры! Ишь они какие! Меня же обокрали – и ко мне же хлеб жрать пришли. Воры!

– Алдоха, не глумись над отцом! – попытался опять остановить Евдокима Григорий Сапун.

Но старики, опрокидывая чашки с лапшой и стаскивая холщовые скатерти, уже вышли из-за столов и сгрудились у двери.

Евдоким кричал им вслед все те же обидные слова, а Марфа и снохи бестолково суетились, пытаясь хоть как-нибудь спасти свой дом от позора. Дед Фишка выскочил за дверь и, встречая одногодков, товарищей по молодости, взволнованно говорил:

– Вот это устроил, варнак, поминки!

Возбужденная толпа стариков и старух вышла со двора и направилась по улице. Из дома до нее доносились вопли Евдокима.

Было слышно, как он выкрикивал:

– Спалю! Ни одного дерева не оставлю!

Когда дом Юткиных остался далеко позади, старики и старухи дали себе волю. Они называли Евдокима безбожником, антихристом, подлецом, жадюгой. Все были оскорблены и взволнованы. Некоторые старухи вытирали головными платками слезы. Старики всплескивали руками и ахали.

Дед Фишка шел впереди всех, суетливо размахивая руками и горбясь. Он призывал стариков запрягать лошадей и скакать в Жирово на выручку арестованных мужиков.

– Зевать будем – засудят их. Он, варнак, половину двора судье отдать не пожалеет. Будут наши мужики тогда ни за что ни про что в остроге вшей кормить.

Еще в день ареста мужиков дед Фишка сговаривал кое-кого ехать немедля в волость и хлопотать об освобождении. Но тогда никто на это не согласился, все были напуганы. Теперь старики и старухи в один голос поддержали деда Фишку. Своими оскорблениями Евдоким возбудил против себя каждого.

Толпа у косогора остановилась, недолго потопталась тут и разошлась. Придя домой, дед Фишка бросился искать Анну. Она с ребятами вырезала лук в огороде. Дед Фишка окликнул ее и поманил к себе пальцем. Анна, поняв, что старик собирается сказать ей что-то необычное, прикрикнула на ребятишек, чтобы они работали прилежнее, и подошла к нему. Дед Фишка подробно рассказал ей о случившемся.

– Хорошо, что я не пошла на поминки. Будто чуяла, что там будет, – проговорила она.

То, что старики решили ехать в Жирово хлопотать за мужиков, ее очень обрадовало, и она сказала:

– Видно, нет худа без добра. Не разогнал бы батя стариков с поминок – не поехали бы.

С тех пор как арестовали Матвея, Анна жила словно в потемках. Раньше в уме ее были какие-то представления о правде и неправде, а когда это произошло, все смешалось. Тоска по Матвею, боязнь опять остаться без мужа тревожили ее.

Арест его вначале возбудил в ней досаду. «Все мужики как мужики, а он все норовит вперед выскочить», – думала она.

Но это чувство быстро улеглось. Она вспомнила, что первой бросилась по полям сзывать народ отбивать кедровник. Не зная, кто является виноватым в том, что жизнь людей неустроенна и тяжела, она досадовала теперь на всех понемногу: на бога, на царя, на своего отца и Демьяна, на Матвея, на ребятишек, которые не всегда ее слушались, и, наконец, на себя.

– Ну ладно, дядя, коли так, я пойду соберу харчей Матюше, – проговорила Анна.

Она ушла в избу быстро, легко, как-то сразу помолодев и оживившись. Дед Фишка посмотрел ей вслед, улыбнулся и подумал: «Хитро белый свет устроен. Мужик без бабы никуда не годен, но и баба без мужика шагу не шагнет».

Вскоре дед Фишка выехал со двора и, погоняя лошадь, свернул за поскотиной с дороги влево. Тут в логу его ждали уже старики.

2

Мужики сидели все вместе. В каталажке было тесно и душно. Круто пахло табаком, плесенью, крысиным пометом. Все здесь осталось по-прежнему, и Матвею казалось, что, с тех пор как они с дедом Фишкой провели тут беспокойную осень, миновало всего лишь несколько дней. Мужики в шутку называли Матвея старожилом.

Каждое утро начиналось затеями Архипа Хромкова. Его выдумкам не было конца. Он забавлял всех то непристойными рассказами о попадье, ее дочках и поповом работнике, то схватывался за живот и заставлял сторожа волостного правления, на попечении которого находилась и каталажка, до десяти раз подряд выводить его во двор.

В каталажке сидело более двадцати мужиков, но ни один из них не унывал, не плакался на свою судьбу. Сознание того, что дело, которое было им дорого, сделано, что сила и правда на их стороне, что их тут не один, не два, а много, придавало им бодрости. Все были уверены, что долго сидеть не придется. Но дни проходили, а мужиков продолжали держать в каталажке. Матвей раньше других понял, что волостное начальство чего-то выжидает. Но чего?

Выяснить положение помог Дениска Юткин, живший в работниках у богатого жировского мужика, недавно выбранного старостой.