Строго между нами

«Как это здорово — заботиться о ком-то», — думала Роуз. Такая мысль уже приходила ей в голову этим утром, когда она готовила завтрак для Фредди. Будь ее тетушка в полном здравии, она бы не приняла никакой заботы и помощи — так гордилась своей независимостью.

«Все к лучшему, дела отвлекут от мыслей», — решила Роуз. В Кинварре она вела домашнее хозяйство, заботилась о Хью, участвовала в работе комитетов по распределению благотворительной помощи. Здесь же у нее вообще не было никаких обязанностей, если не считать участия в приготовлении благотворительных обедов, с чем Фредди с успехом справлялась и сама.

Тетушка была очень энергичной. Поэтому, когда Роуз вернулась с благотворительной акции, по дороге заскочив в супермаркет, она обнаружила, что лежать на диванчике с больной ногой Фредди надоело и она уже занимается делами.

— Ненавижу лежать! — простонала Фредди. — Я не привыкла столько времени проводить на диване. А сейчас ничего другого я делать не могу.

— У тебя есть коробка с фотографиями, — сказала Роуз. — Ты еще хотела рассортировать их по годам для альбома.

Фредди повеселела.

— А я пойду в город и куплю хороший альбом, — продолжила Роуз.

Она полезла в платяной шкаф, извлекла с верхней полки большую пыльную коробку, которую Фредди хранила, наверное, уже лет двадцать, и поставила ее на низкий столик у дивана.

— А ужин я приготовлю, когда приду. Я купила немного баранины. Что будем готовить из нее?

Но Фредди не отвечала. Взгляд ее, подернутый пеленой, был обращен в прошлое — в дни ее молодости, запечатленной на выцветших черно-белых снимках, сложенных в коробке.

Когда Роуз вернулась домой, то застала Фредди за обеденным столом, на котором были разложены пачки фотографий. Перевязанную ногу тетя положила на стул рядом.

— Ты только посмотри, Роуз. Фотографии Анны. Я думала, что потеряла их.

Роуз наклонилась над столом и всмотрелась в три крошечных черно-белых фото своей мамы. Это были самые ранние снимки из числа тех, которые видела Роуз. Темные волосы Анны были по-девичьи распущены, а фигура поражала своей стройностью.

— Я и ее подвела, — сказала Роуз, чувствуя, что не может отвести глаз от карточек.

— Каким образом? — безмятежно спросила Фредди.

— Тем, что не сохранила брак. Но я старалась его сохранить, старалась как могла. Мама была так счастлива, когда я только вышла замуж за Хью. Ей всегда хотелось, чтобы я в жизни чего-то достигла.

Фредди сняла очки и потерла покрасневшую переносицу.

— Я вообще не понимаю, — сказала она, — зачем ты так долго оставалась с Хью. Если ты знала про его дела с другими женщинами, то почему не пресекла это? Или ты не возражала?

— Конечно, я была против, — сказала Роуз. — Я была влюблена в него и, когда только узнала об этом, была просто убита. Но кому я могла рассказать обо всем? Адель? Матери Хью? Своей маме? Я не знала, что делать, — подвела итог Роуз.

— Все это гордость. Она заставляла тебя молчать. Ты не хотела признаваться ни себе ни другим, что в раю, который построили Миллеры, не все так гладко. Избавиться от этой гордости ты сумела только на сороковой юбилей свадьбы, когда публично признала то, что скрывала многие годы. Именно публично, это важно. Ну а теперь ты должна продолжить начатое.

От такого Роуз почувствовала вспышку раздражения. «Почему я?» — пронеслось молнией у нее в голове. Она знала, что никого в жизни не обманывала. Кто и обманывал, так это Хью. Но спросила она о другом.

— Странно. Мне показалось, Фредди, что моя история тебя не удивила.

— Почему же? — удивилась тетя. — Просто я решила ничего не говорить, пока ты не будешь готова к открытому разговору. А теперь ты готова. Мой тебе совет — возвращайся к Хью и поговори с ним начистоту. Даже если вы передеретесь, после этого у тебя больше не будет неясностей, которые тревожат сейчас душу. А бегать от них всю жизнь просто невозможно. Их надо решать.

— Но я от них и не бегаю, — возразила Роуз.

— Да, ты просто бегаешь от своего прошлого. Я же вижу, что ты никак не можешь примирить свою новую жизнь с прежней.

Роуз потрясенно уставилась на Фредди. Та говорила своим обычным любезным тоном, но ее слова были в высшей степени странными.

— Роуз, чтобы идти дальше, тебе надо излечить себя. Я знаю, что это может быть мучительно, но иначе все беды в твоей жизни будут повторяться. Ты никогда не возражала Хью, потому что не хотела, чтобы его родители думали, что ты неудачница. А тебе просто необходимо было доказать тогда, что ты ничуть не хуже, чем они. Но сама для себя ты никогда не могла признать это.

Неожиданная и неприятная правда с трудом пробивала себе дорогу к сознанию Роуз. Прежде она прикладывает все силы, чтобы, наоборот, доказать себе и другим, что у нее все в жизни прекрасно. Это была ее защита. Потом, когда родилась Холли, Роуз сумела загнать в себя послеродовую депрессию и страдания одиночества. «Никто не должен знать», — говорила она себе. Так жизнь Роуз сохраняла видимую цельность и благополучие. Все бы ничего, но последствия этою сказались на воспитании Холли. Гордость заставляла Роуз причинять своей любимой дочери страдания.