— Он спит. Чё вы хотели? — спросил Стае, подойдя и встав под кабуру.
— А-а-а, ну малёк вот возьмите, отправьте на восемь пять. А это вот Вальку дадите, когда проснётся, — сказал Протас и с потолка упали запаянная малява и что-то завёрнутое в бумагу.
— Ага, — сказал Стае, подбирая всё. — Дома.
Лис с Вальком, уже почувствовавшие, что там могло быть завёрнуто в бумагу, сразу подскочили к Стасу и выхватили всё у него из рук.
— Йес! — согнул руку в локте Валёк, убедившись, что это действительно завертуха с химкой на целых две папиросы.
— Ну вот. А ты на него гонишь, — укоризненно покачал головой Стае. — Я же говорил, он нормальный парняга.
— Да не, просто чё он так долго, — вступился за Валька Лис, осознавая и свою неправоту тоже. — Столько времени прошло. Пацанов вон с восемь пять тоже только щас благодарит. Так же не делается.
— Да ладно, чё. Нормально всё… — махнул рукой Валек и тут же стал доставать папиросу, чтобы втарить. — Химка, кажись, убойная.
Тут из кабуры опять раздался голос Протаса.
— Там малёк только прям щас отправьте, а то я тут запарился, сразу не отписал.
— Да-да, Паха, уже отправляем, — сразу отозвался на радостях спящий Валёк.
— Чё, проснулся, что ли, Валёк? — спросил Протас.
— Ну, Паха. Разбудили вот сразу, как тут не проснуться, — тараторил довольный Валёк. — От души, братан, сам знаешь.
— Да, Паха, — поддержали Валька и Лис, улыбаясь в сторону кабуры, — благодарим все вместе.
— Уже втариваете там, что ли? — спросил Протас.
— Ну конечно, братишка. Это ж как глоток свободы, — ответил Валёк, уже втаривая химку. Теперь они с Лисом смотрели на кабуру так благодарно, как будто в ней видно было самого Протаса.
— Ну ладно, давайте поправляйтесь, не болейте, — прощался Протас. — Пойдём пока.
— Пойдём, Паха.
— Давай.
— Удачи, брат, — прощались сразу все, благодарно глядя в потолок.
Хваля сам себя за свою находчивость, что додумался послать тот малёк Протасу и затянуть Немца в свою хату, Солома всё же был немного в напряжении. Если Протас ищет поддержку, чтобы предъявить ему и даже спросить с него за поступок, то рано или поздно он найдёт её где-нибудь. Такие жирные, по тюремным меркам, коммерсы на дороге не валяются и кто-нибудь обязательно встанет на его сторону. Хорошо ещё, что Немец все рассказал, предупредил, можно сказать. И к тому же безоговорочно поверил в то, что ему сказал по этому поводу Солома. Он, собственно, и раньше, ещё когда прочёл малёк Соломы Протасу, сделал вывод, что смотрящий здесь не виноват, о чём сказал и самому Протасу ещё в их камере, и сейчас убедил в этом Солому. Так что Немец в любом случае будет на стороне смотрящего. Только сейчас нужно было сделать какой-то ответный ход, чтобы не вызвать у него подозрений. Иначе, если Солома промолчит и не сделает предъяву Протасу за готовящуюся против него акцию, Немец может подумать, что у него действительно рыло в пушку.
Соломе очень не хотелось, чтобы такой авторитетный человек думал, что смотрящий способен на такой поступок, и сейчас решал, какой ход ему предпринять против Протаса. Причём сделать нужно было что-то такое, чтобы до конца отбить у него охоту обращаться ещё к кому-либо.
— Семь восемь, — раздался из кабуры голос соседей. — Возьмите марку, с больнички идёт, со сто семнадцатой.