Строчка до Луны и обратно

Так Димка и заболел, отвалялся шесть дней в кровати.

Потом была последняя, самая короткая четверть, как обычно, немного суматошная, со спешкой, повторением всего материала, волнениями из-за годовых оценок. И все равно, даже в это беспокойное время не было ни одного дня, когда бы Димка не вспоминал о Марине.

Кончился учебный год, наступили каникулы. Димка вскоре уехал в пионерский лагерь на тихой речке Матыре. В прошлом году Димка упирался, говорил, что не хочет ехать, там скучно, что лучше будет ходить в городской лагерь. Родители ожидали, что сын и теперь начнет бунтовать, но Димка на этот раз согласился без всяких уговоров. Мать и отец даже удивились — поди-ка, пойми, отчего такое! Известно же: чем старше ребята, тем с меньшей охотой едут они в лагерь, а тут — наоборот. Не понимали родители. А все объяснялось так просто: девочка Марина из третьего подъезда — русоволосая, с тяжелой, длинной косой до пояса, с большими, задумчивыми карими глазами прошлым летом никуда из дома не уезжала. А в этом году она собиралась с матерью и отцом ехать к морю. Димка сам услышал об этом. Услышал случайно. Хотя, если подумать, то, может быть, и не так уж случайно. Ведь когда Димка стоял на балконе или гулял во дворе, то Марина, если она тоже была во дворе, все время как бы находилась под его наблюдением. Он, словно локатор, направлял глаза и уши свои в ту сторону, где была она. Поэтому разве можно сказать, что и о поездке к морю Димка услышал случайно? Нельзя.

Марина и Ленка вышли во двор с тазом выстиранного белья. Они принялись развешивать белье на веревке, протянутой между столбами, и Димка, увидев их, перешел из беседки, где читал журнал «Юность», поближе к столбам с веревками. Там тоже стояла у кустов лавочка. Сидеть на ней было даже удобнее, чем в беседке. Много ли из беседки увидишь? Кусты мешают. А здесь, на лавочке, всегда можно отыскать местечко или пригнуть ветку, и все будет видно. А слышно — тем более. До столбов — рукой подать, пять-шесть метров.

Склонившись над журналом, Димка смотрел на Марину — как она брала из таза наволочку или полотенце и, держа их за уголки, сильно встряхивала, так что в свете солнца секундно вспыхивало радужное облачко мелких водяных брызг. Она вешала полотенце на веревку, вынимала из зубастого ожерелья прищепок, висевшего на шее, одну из них, затем другую, цепляла на веревке. Руки у Марины были белые, почти не тронутые загаром, и у Димки перехватывало дыхание.

Тогда и услышал Димка о поездке на юг. Что родители ее с 10 июня идут в отпуск, и все они отправляются к Черному морю. Уже и билеты были куплены.

— Счастливая, — сказала Ленка Миронова. — Море увидишь. А мне только на третью смену мама обещала путевку в лагерь достать.

— И в лагере неплохо, — заметила Марина. — Приезжаешь — столько незнакомых девочек сразу. Мальчишки. Тоже незнакомые.

— Тебя мальчишки интересуют! — засмеялась Ленка.

— Почему обязательно мальчишки? — повесив полотенце, сказала Марина. — Просто новые лица. Кто, откуда, какие? Конечно, интересно. И мальчишки тоже. Разве они не люди?

— Еще какие люди! — опять засмеялась Ленка. — Валерий Кукин, например.

— А мне Валерий не нравится.

— Валерий не нравится? — не поверила Ленка. — Да что ты, какое у него лицо, волосы. На артиста Юрия Соломина похож. И рост высокий. И стройный.

— Заносчивый очень, — сказала Марина, и Димка, услышав это, вполне одобрил ее мнение. Кукина он знал. Точно: ходит, будто лауреат какой-то. Зато Ленка не согласилась с подругой:

— Он не заносчивый, Мариночка, а гордый. Это, между прочим, большая разница. Именно гордый. Валерий умный, хорошо учится, начитанный.

— Он не добрый, — сказала Марина. — Валерий все — только для себя. Разве он кому-то от души поможет? Ни за что. Нет, и не говори. Рыцаря из него не получится.

— Смешно! — фыркнула Ленка. — Где ты сейчас про рыцарей услышишь? Не те, Мариночка, времена. Скажи уж прямо: просто он на тебя не обращает внимания. Вот на Дину Соколову он поглядывает.

— Что ж, — сказала Марина. — Дина у нас в классе самая красивая.

— И тебе обижаться нечего. — Ленка подошла к Марине, отлепила у нее с синей лямочки на шее прищепку.

— Зачем ты так говоришь? — строго сказала Марина.

— Потому что это так и есть. Ты симпатичная.

— Но не красивая же. У меня — нос острый. Губы какие-то… Иногда в зеркало даже не хочется посмотреться. Знаешь, что Кукин недавно сказал мне? Я карикатуру с журнала перерисовывала на стекле, наклонилась низко, а он и говорит: «Осторожнее, стекло клювиком проткнешь».

— Ну и подумаешь! — сказала Ленка. — Это ведь шутка. А между прочим, Сережке Зимику Валерий один раз про тебя сказал, а я случайно услышала: «Смотри, говорит, какие ноги у Маринки красивые!»

Димке показалось, что Марина покраснела. Наверное, от смущения она так сильно тряхнула наволочку, что едва из рук не выпустила.

— Причем тут ноги! Я же о лице говорю. — Она прицепила наволочку и взяла с земли пустой таз. — И вообще, твой гордый, начитанный Кукин больше всего на ноги смотрит…