Стриптизерша (ЛП)

Папа сидит на полу своего офиса, кучи справочников свалены вокруг него между пустыми коробками. Встроенные полки пусты, и аккуратные кучи коробок стоят в одном углу, закрытые и подписанные аккуратным почерком папы. У него на коленях четыре или пять книг, и он просматривает другие, которые потом убирает в сторону в маленькую стопку, берет одну со своих колен, проверяет корешок, перелистывает ее, и убирает в другую стопку. Он не слышал, как мы стучали, чтобы войти. Из маленькой подставки Bose iPod громко играет музыка: «Хиберния» Майкла У. Смита. Отличительный и прекрасный хор пианино с оркестром омывает меня, погружаясь в меня. Это одна из нескольких песен, которые я действительно любила, особенно потому, что там было мало слов.

Я смотрю, как папа перелистывает другой толстый справочник. Он изменился. Стал худее, намного худее. Его волосы больше серебряные, чем светлые, они стали тоньше, и лысина, в верхней части его головы, значительно расширилась. Он выглядит... старым. И хрупким. Луиза опускается около него и шепчет ему на ухо. Его голова поднимается, и глаза фиксируются на мне.

Я тяжело сглатываю от путаницы эмоций, которые вижу в его взгляде. Я должна была позвонить. Должна проверить его. Между нами так много всего, и я понятия не имею, что он скажет, как он отреагирует на мое неожиданное возвращение.

Он поднимается на колени, затем на ноги. Луиза хватает его за локоть и помогает ему, и я вижу нечто в том, как они кратко смотрят друг на друга, в том, как она помогает ему подниматься на ноги. Луиза тоже вдова, ее муж умер от сердечного приступа за три года до смерти мамы. Я замираю на месте, когда складываю вместе два и два. Папа проводит руками по своим брюкам, разглаживая складки, и затем делает три нерешительных шага ко мне. Он двигается медленно, и я застываю.

— Грей? — Его голос не изменился, все еще глубокий, мощный и громоподобный. — Ты вернулась?

Я смотрю на Доусона, который лишь ободряюще мне улыбается. Перевожу взгляд обратно на папу, и делаю шаг в его направлении. Мы все еще разделены несколькими футами, но я могу видеть, как меняются черты его лица, его глаза впитывают меня, исследуют меня.

— Я...я просто, я хотела… я имею в виду, — я понятия не имею, что сказать. Я не собиралась возвращаться.

Лицо папы смягчается, и он быстро приближается ко мне, обнимает меня, и держит. Он громко плачет.

— Мне так жаль, Грей. Мне так жаль. Я был таким упрямым. Я должен был ... Я должен был любить тебя. Я никогда не думал, что увижу тебя снова. Мне так жаль, Грей. — Он делает шаг назад и вытирает лицо рукой. — Прости меня, Грей.

Я никогда не ожидала такого от него.

— Я…. конечно, папа.

Он закрывает глаза и оседает, падая в сторону Луизы. Она держит его и гладит по плечу.

— Я никогда... я думал, что навсегда потерял тебя. Я так сильно скучал по тебе.

Я смотрю мимо него на стопки книг, коробки, стол, очищенный от бумаг, ручек, и компьютера.

— Что происходит? Почему ты упаковываешь офис? И — дом. Ты продал его?

Отец выпрямляется, и затем обходит стол, заметно окрепнув и вернувшись к старому авторитету. Он выключает «Bose», прерывая «Хибернию», когда она начинает играть во второй раз, затем вытаскивает ящик, находит связку ключей с круговой маркировкой и одним ключом.

— Да, я на пенсии. Дуг берет на себя полный рабочий день в качестве пастора. Я все еще провожу несколько проповедей тут и там, но... да. Что касается дома... я переехал несколько месяцев назад, в квартиру, в нескольких минутах отсюда. Дом был... там было слишком тяжело жить. Он был слишком большим, слишком пустым. Он смотрит вниз и трет большим пальцем поверхность стола. — Там было слишком много воспоминаний. Хотя, я сохранил все твои вещи. Все, что принадлежит тебе, наряду с тем, что я не отвез в квартиру, они в хранилище в нескольких милях от квартиры. Вот ключ.

Он протягивает мне ключ, и я беру его.

Луиза все еще в комнате, колеблется у двери.

— Ты в порядке, Эрик?

Он кивает, и нежно улыбается Луизе.

— Да, я в порядке, не… не беспокойся. — Для меня прозвучало так, будто он хотел сказать «дорогая». Должно быть, он увидел мое вопросительное выражение, когда я переводила взгляд с папы на Луизу и обратно, гадая. Он вздрагивает. — Луиза и я... мы… что я хочу сказать, мы…

Я прерываю папу.

— Папа, это твое дело.

— Я просто не хочу, чтобы ты думала…

— Я не готова для этого разговора. Еще нет.

Он кивает.

— Да, я вижу. Возможно, ты права. — Он смотрит мимо меня на Доусона, который прислонился к двери с телефоном в руках, праздно проверяя электронную почту или еще что-то. — Кто этот молодой человек?

Доусон незамедлительно делает шаг вперед, засовывая телефон в карман и протягивая руку. Я вижу, как папа тщательно исследует Доусона, и вижу, когда его поражает узнавание, за секунды до того, как Доусон представляется.

— Доусон Келлор, сэр.

— Эрик Амундсен. — Папа принимает руку Доусона, и они пожимают их. — Откуда вы знаете мою дочь?