Вплоть до этого дня поход можно было назвать удачным и победным, равно как смелым; однако же, присмотревшись к собравшимся около шатра молодым Завишам, польским рыцарям, которые, отделившись от толпы, стояли там отдельной группой, потихоньку разговаривая, на их лицах трудно было разглядеть этот запал, охоту и оживление, которые приносит с собой победа.
Медленно опускался вечер, время от времени с моря срывался яростный ветер, потом вдруг пролетал по наполовине высохшей, наполовину болотистой равнине и бежал куда-то скрыться в ущельях гор.
Потом наступила могильная тишина, прерываемая только каким-то монотонным шумом и бормотанием, приходящим с моря.
Справа на более светлом небе чернели бесформенные бастионы и башни Варнского замка. Ещё дальше горизонт опоясывали синие горы, на фоне которых горели рассеянные зарева от турецких лагерей, которые были разбиты тут же поблизости.
Все глаза были беспокойно обращены к этому красному свету.
Ближе, в поле зрения, можно было увидеть огни польских, венгерских рот и подкреплений, среди таборов, которые их отчасти заслоняли. Вечер был холодный, по небу мчались чёрные разбитые тучи, то скапливаясь, то рассеиваясь вверх.
Сзади и справа королевского обоза блестели, отражая палевый свет небес, лиманы и приморские болота. Кое-где из-за низких палаток поднимались многочисленные головы верблюдов, которых приходилось отделять от коней. Был слышен то более громкий, то более тихий говор солдат, заглушаемый ржанием коней.
В голосе животных в эти минуты было что-то такое, как бы отчаянный крик о спасении, беспокойство и тревога. У слушающих солдат невольно пробегала дрожь. Они невзначай прощались.
Группа солдат, которая стояла у шатра, беседовала, но голоса и лица были печальны, речь вялая. Взгляд устремлялся к турецким огням. Все говорили медленно, задумчиво, точно не хотели, чтобы их подслушали. Неподалёку, у королевского шатра, большая надворная хоругвь то шелестела, раздуваемая ветром, то опадала на древко.
Кроме двоих молодых Завишей, сыновей Чёрного, которые шли отомстить неверным за героическую смерть отца, в группе стояли Ватробка, Ендрей из Сиенна, Пётр из Латошина, а тут же у повозки, распряжённой и поставленной под опеку шатра, который заслонял его от ветра, возле раненного в одной из прошлых стычек Яна из Рзешова стоял с грустно поникшей головой Грегор из Санока.
Старший из Завишей, удивительно красивый мужчина с рыцарской осанкой, один из всей группы имел более радостное лицо и другим добавлял надежды и гордости.
Все казались изнурёнными…
В одну из этих минут, когда прекратился ветер и над лагерем опустилась тишина, на сером небе показалась стая каких-то чёрных птиц и медленно пролетала над лагерем. Грегор из Санока поднял голову и по карканью, которое доходило до его ушей, узнал стаю зловещих воронов. Заметил их и Ян из Рзешова, который лежал раненый на повозке.
– Хо! Хо! – сказал он. – Умные птицы заранее спешат на завтрашнее поле боя. Плохой знак.
– Неизвестно, для кого, – прервал радостно издалека Завиша.
Молчали.
– Летящих с правой стороны воронов римляне не любили, – шепнул Грегор из Санока, – но кто бы в это верил!
– Определённо, – прервал Ватробка, – что завтра, в день рыцарского св. Марцина, придётся решительно расправиться с господами турками. Из подхваченных слухов мы знали, что они следуют за нами шаг за шагом, и вот они у нас на шее.
– Чем скорее, тем лучше, – прибавил Ендрей из Сиенна. – Будь что будет. Войско неплохо расположено у крепости и болот, а равнина для боя удобная. Лишь бы Бог благословил.
Какое-то время снова молчали.
– Если бы нас не подвели все эти влиятельные христианские господа с красивыми голосами, которые столько обещали, а ничего не сдержали, если бы прибыло подкрепление, если бы…
– Да, если бы… – прервал резко Грегор из Санока, – всё разваливается. Если бы этот флот генуэзцев и венецианцев, который должен стоять на страже, чтобы не пустить турок, сам их не перевозил по штуке золота с головы…
– Это не может быть! – возразил Завиша.
– Как – не может! – сказал Грегор. – Ведь наши шпионы, которые это видели, признались под присягой…
– С Оршовой у нас хорошо шло, – прибавил с повозки, поднимаясь и опираясь на локоть, Ян из Рзешова. – Мы планировали идти прямиком на Адрианополь и там соединиться с флотом и подмогой, но нас было слишком мало, чтобы так решиться. А почему слишком мало, пусть отвечает…
– Кардинал Цезарини! – пылко добросил Грегор.
– Что тут бросать вину на кардинала! – возразил Завиша. – Не он виноват, а те, что его выслали, и которым он поверил. Он один с нами идёт, не как капеллан, а как солдат, и делит наш жребий.
– И не рассчитал, какому нас подверг, – неприязненно пробормотал магистр.
– Потому что вы не любите его! – сказал Завиша.
– Я не утаиваю, что считаю ему за зло, что он толкнул короля туда, где он не должен быть. Этого я ему простить не могу, – сказал Грегор.